— Уж чего только ни переиспытали над нею. К ворожеям, к колдунам бегали. Травы плакучие ей под голову клали. Ничто не умягчает.
— Зарезать надобно, — веско сказал Горланов.
— Не иначе, — вздохом пронеслось во тьме.
Пашутка в темноте нашла братнину руку и крепко стиснула ее.
— Тебе, братец, сделать это… Тебе.
Поваренок Вася шумно вздохнул:
— Жалко мне жисти своей, братцы.
Опять приумолкли.
— А ты скроешься опосля, — сказал, наконец, Лупалов.
— Тетка Акулина сколько разов в бегах находилась. Она тебе все трахты объяснит.
— А коли пымают?
— На себя все приму, — горячо зашептала Пашутка. — Пытать станут, все одно на тебя не докажу, вот при народе зарок даю. Только прикончи ты ее. Как уезжает граф, спит она в своей горнице. На болты позапрется, а нам с Аксюткой по бокам постели ложиться велит. Я на зорьке тебя впущу…
— Так ведь кричать она станет. Свинью колешь — и то кричит, — возразил Вася.
— А пущай кричит, кто ее спасать кинется? — с ненавистью прошептал Малыш.
— Тсс… — насторожился Лупалов.
Прислушались.
— Слышите? Никак притаился кто-то тут под стеной?..
Пашутка крепко прижалась к Малышу:
— Боюсь я. Не душенька ли дяденьки Стромилова бродит.
— Цыц… — зашикали на нее.
И снова притаили дыхание.
Вдруг с дороги явственно донеслись лошадиное ржанье и топот.
Вася приник к щели в стене:
— Никак к нам?
Дремавший у едикуля пес зазвенел цепью и громко залаял. В верхних окнах барского дома зажегся свет и запрыгал по стеклам все ближе и ближе к парадным дверям.
— Расходись, ребята! — приказал Горланов. — Да, глядите, с опаской. Выбирай время, как месяц за тучу скроется.
Торопливо, но бесшумно проскальзывали, будто бескостные, в едва приоткрытую дверь и легкими тенями проносились вдоль стен к девичьей, к кухне, к людской.
21. В особняке над обрывом
Полковник лейб-гвардии Преображенского полка князь Сергей Петрович Трубецкой, один из главных деятелей Северного тайного общества, перед Новым годом получил назначение в Киев на должность дежурного офицера при штабе 4-го пехотного корпуса.
Предстоящий отъезд из Петербурга на неопределенно длительный срок не только не огорчил Трубецкого, но по ряду причин был для него даже желательным.
Главная причина заключалась в том, что его жена, Катерина Ивановна, тяжело перенеся осенью смерть брата, никак не могла поправиться, и врачи настоятельно советовали ей уехать из Петербурга.
Граф Лаваль, отец Катерины Ивановны, убеждал дочь отправиться в Ниццу, где жили его родственники. Мать настаивала на Италии. Но Катерина Ивановна ни за что не хотела расставаться с мужем и уверяла родителей, что она прекрасно поправится в Киеве, где так много солнца и где ее не так будут мучить воспоминания о брате, утомлять бесчисленные визиты, приемы и другие беспокойства великосветской жизни. Из-за этих же беспокойств возникла и другая причина, по которой Трубецкому хотелось уехать из столицы. Дело было в том, что Никита Муравьев, снова переработав проект своей конституции и дополнив ее вступлением, роздал три ее экземпляра, собственноручно переписанные, членам Северной директории — Пущину, Оболенскому и Трубецкому на отзыв.