Северное сияние (Марич) - страница 5

«Вольноглагольство о самодержавной власти, воспалившееся всеми таковыми событиями, неудержимо разлилось не только по столице, а по всей матушке Руси, — испуганно вращая глазами, рассказывал законоучитель. — Ее величество, бабенька вашего высочества, ужасть до чего растревожиться изволила…»

Александр присматривался к Екатерине: куда девалась ее величавая медлительность, добродушно-лукавая улыбка? Искусственный румянец не освежает, а еще больше подчеркивает бледность лица. Прославленная «бирюза» ее глаз потускнела от тревоги и подозрительности. Бабка не читает больше Александру отрывков из писем к ней Вольтера, не рассказывает о забавных случаях с Дидеротом, когда он гостил у нее в Петербурге. Она приказывает внуку выбросить из головы писания Радищева, которого обзывает бунтовщиком похуже Емельки Пугачева… Сочинение этого «бунтовщика» «Путешествие из Петербурга в Москву» брошено в горящую печь. Александр смотрит на превращающиеся в пепел страницы и как будто еще различает на них запомнившиеся слова: «Оценка печатаемого принадлежит обществу. Оно даст сочинителю венец…»

В одной из тетрадок «наследника цесаревича» еще детской его рукой записаны стихи из радищевской «Вольности», прославленной сочинителем как «бесценный дар небес, как источник великих дел, как голос, который разбудит русских Брута и Телля, как голос, от которого придут в смятение цари».

— Экое богохульство! — возмущается законоучитель и бросает тетрадь в огонь.

— «Но если думаешь, что хулением всевышний оскорбится, урядник ли благочиния может быть за него истец?» — с горечью спрашивает Александр духовника словами Радищева.

Только швейцарец Лагарп — горячий приверженец философов-просветителей, приглашенный Екатериной сначала в «кавалеры», а затем в воспитатели ее любимого внука Александра, не боится внушать своему тринадцатилетнему ученику, что прочность трона сохраняется лишь там, где государь считает себя первым должностным лицом в своей стране и отцом своего народа, что законы и любовь народная надежней охраняют власть, нежели крепости и солдаты. Лагарп еще не опасается рассказывать Александру о том, как был убит сокрушитель свободы Рима — Цезарь и иные тираны, которые пытались заглушить в сердцах подвластных им народов священный огонь свободы. Лагарп берет с Александра торжественное обещание превыше всего заботиться о благосостоянии народов, которыми ему предстоит управлять.

Но, едва Екатерина скончалась, Павел устраняет Лагарпа и вызывает Аракчеева из Гатчины.

Соединив его руку с рукою Александра, Павел велит им быть друзьями. Заметив, что рубаха на Аракчееве забрызгана грязью, «наследник цесаревич» приказывает выдать ему чистую из своего гардероба…