Француженка, видимо, говорила о чем-то волнующем и ее и молодежь.
Якушкин стоял против нее, опустив голову, и крепко сжимал спинку стула, на котором сидела Маша.
Князь Барятинский, нагнувшись к Базилю, кивнул в сторону старой гувернантки:
— Вот, мой друг, как любят свою родину!
— И все же не столь беззаветно, как русские, — горячась, вступил в разговор Басаргин, — двенадцатый год явно показал, на какие подвиги способен наш народ, когда дело идет об отечестве. Дайте ему только хороших честных вожатых, покажите, что вы заботитесь о нем, и тогда ведите его куда угодно. Он заплатит вам за каждое сделанное для него добро неограниченною преданностью, самым бескорыстным усердием.
— Счастлив тот, кто так думает, — вздохнул Базиль.
— Я скоро кончу, — выразительно посмотрев в их сторону, сказала Жозефина. — Или, может быть, уже довольно?
— Нет, нет! Мы хотим вас слушать! — раздалось в ответ несколько голосов.
— Я сказала, — продолжала Жозефина по-французски, — что мой народ тридцать пять лет тому назад оповестил весь мир о свободе, равенстве и братстве. От ветра свободы, подувшего из Франции, стали разлетаться троны, как будто бы они были сделаны из карт… Даже ваш император… — француженка замялась.
— Что наш император, мадам? — насмешливо спросил Якушкин.
— Император Александр дал все же конституцию Польше и, может быть, даст ее, наконец, и России.
— С тем, чтобы Аракчеев был первым министром, — иронически добавил Василий Львович.
— Будто Аракчеев и сейчас не является им фактически, — сказал Якушкин.
— Я не понимаю, господа, — вдруг звонко проговорила Сашенька, — что же, по-вашему, мы так и останемся навсегда рабской страной?!
— Какая-такая рабская страна? — неожиданно появляясь на пороге, спросил генерал Раевский.
— Папенька, сюда пожалуйте! — радостно позвала Маша.
Но Раевский сел возле Элен и озабоченно прикоснулся губами к ее лбу.
— Опять горяч, — хмурясь, сказал он. — Лекарства мои принимаешь?
— И ваши, папенька, и те, что Арина Власьевна изготовила.
— И их принимай. Народные средства самые наивернейшие. А вы что? Небось, опять обсуждаете дела политические? — обратился он к притихшей молодежи. — Пошли бы лучше в зал попрыгать. А Россия без вас устроится.
Маша схватила обе руки отца и прижала их к своим пылающим щекам:
— Не говорите так, папенька. Ведь вы это несерьезно.
Раевский погладил ее по голове.
— Вот и ты, князь, — улыбнулся он Барятинскому, — у нас, небось, устроителя отечества из себя кажешь, а девицам и в голову не приходит, какой ты сорви-голова.
— Помилуйте, ваше превосходительство… — Барятинский придал лицу невинное выражение.