— И ты отправишься через несколько часов. Безумие, некогда овладевшее мной на отцовском пиру, перешло к человеку, не сумевшему противостоять ему. Я бы либо повенчался со смертью, либо стал повелителем бриттов, владыкой всей Англии.
Хастингс говорил довольно спокойно и твердо, но без торжественности. Затем он повернулся к брату Годвину, стоящему возле гроба Аэлы на «Гримхильде»:
— Хотел бы ты стать прелатом всей Англии?
— Пока что я останусь здесь, у тела короля.
— Как угодно. Просто ты мог бы стоять ближе и лучше видеть и слышать то, что тебе суждено запомнить надолго. Оге, черные платки на головах женщин — христианский знак скорби по умершему. Ты, конечно, узнал высокородную Энит, мать Аэлы; я послал за ней прошлой ночью.
— Я узнал королеву по ее полноте, — ответил я.
— Ты не возражаешь повторить ей эти слова? Она не понимает наш язык.
— Она поняла язык Рагнара, можешь не сомневаться, — И я повернулся к Энит, чтобы сказать ей по-английски: — Энит, я узнал тебя по твоей полноте.
Она подняла вуаль. Я думал, она плюнет мне в лицо, но она продолжала стоять, покачиваясь на носках, словно пьяная, ее глаза были закрыты, а лицо — мертвенно-бледно.
— Оге, ты хорошо знаешь, что она здесь, чтобы свидетельствовать против тебя. Ты можешь льстить или смеяться над ней, но ничто не изменит твою судьбу. Боги велики и слышат норманнов, взывающих к ним, но твоя душа не столь заносчива, чтобы мечтать о крыльях.
Я во все глаза смотрел на его девять ран и едва заметил, когда он кончил говорить, а потому несколько замешкался с ответом.
— Нет, полагаю, что нет.
— Ты узнаешь другую женщину?
— Сперва я решил, что это Берта, но она ниже Берты.
— Она была при дворе Аэлы всего несколько недель. Однако, сдается мне, что она носит вдовий наряд по Рагнару — тогда как все женщины при дворе одели скорбные одежды из уважения к печали Энит о сыне ее, короле. Я приказал ей одеться так, чтобы удивить тебя, но это печальное зрелище. Подними вуаль, Меера.
Я узнал быстрые движения и чувственную фигуру Мееры. И меня не удивило то, что она здесь, чтобы свести счеты. Но ее лицо, сохранившее свежесть юности, поразило меня. Вряд ли она выглядела лучше в тот день, когда привела Рагнара в сокровищницу старого иудея в Кордове, еще до моего рождения.
— Хастингс, ты глупец, что пообещал Моргане безопасный путь и охрану до того, как получил выкуп у Родри, — сказала Меера, пристально глядя мне в лицо.
— Я смотрю, ты опять за свое, Меера. Я сам позабочусь о том, чтобы разделаться со своими врагами: и с Эдмундом, королем англов, и с Этельредом, и с его младшим братом Альфредом. Оге, ты избавил меня от Аэлы…