Но возможно, это были лишь сны, каких прежде я не осмеливался видеть.
Двое рабов Эгберта принесли мне сухую одежду. Она была сильно поношена. Мне сказали, что я должен добраться до сарая рабов сам или спать на земле. С легким сердцем и страшной тяжестью в ногах, я двинулся в путь. Я заметил, что мой новый хозяин тайком переговорил с Китти, и знал, что она по-прежнему рядом со мной.
Утром управляющий Эгберта отправил меня чистить скот. И я провел целый день на скотном дворе, а затем он приказал мне вымыться с головы до ног и проводил меня в покои хозяина. Эта была необычная для нас — датчан — комната, выходившая в огромный зал, и с отдельным очагом, обнесенным каменной стеной и с надстроенной башенкой, которая называлась дымоходом. Никто из его нахлебников не захаживал к нему, и зал был заброшен, пуст и холоден. Но хозяин был одет так же роскошно, как и на вчерашнем пиру.
В тени стояла Китти, и с трудом верилось, что прошлой ночью я видел две узкие щелочки на ее желтом лице, блестящем от слез.
— В моем присутствии ты должен стоять на коленях и не вставать, пока я не прикажу тебе.
Хоть я и видел, как рабы делают это, я опустился на колени очень неуклюже. Китти не смогла удержаться и раздался ее смех, резкий, точно крик чайки. Я был рад, что никого из данов не было рядом. Они бы лопнули от смеха. Никогда не мог похвастаться, что видел коленопреклоненного норманна, неважно какого звания.
— Англичане просто невежественные пахари по сравнению с франками. Франки и в подметки не годятся римлянам. Но датчане — просто свиньи, — вызывающе обронил Эгберт.
— Хорошо бы уничтожить Англию, — процедил я, стиснув зубы.
— Это невежливо, но очень умно. Если бы ты пошутил так год назад, ты бы получил двадцать ударов. Но теперь я поступлю так, как поступил бы римлянин. Клянусь небом, я дам тебе еще одну попытку. По сравнению с нами, цивилизованными людьми, датчане — шелудивые псы.
Я почесал голову, поймал и раздавил вошь, а тем временем придумал ответ:
— В таком случае, было бы неплохо забраться в какую-нибудь кладовую и стащить окорок.
Китти завизжала от восторга, а Эгберт слабо улыбнулся:
— Интересно, кто же крал мясо у твоей матери, если ты и впрямь ублюдок, каковым я тебя считаю. Ты высок и довольно силен. Китти, что ты имела в виду, когда называла этого борова сыном ярла?
Китти затараторила шепотом:
— Господин, я впервые увидела его, когда работорговец в Дорстаде пришел в мою хибару и увел меня. В моей груди еще было молоко после недавно умершего ребенка. Но по тому, как он шумно сосал, уткнувшись в грудь, будто поросенок, я поняла, что его отец — великий вождь и любимец женщин.