Платье действительно было красивым: сплошь серебро и белоснежные кружева — одним словом, глупость...
— Давно ли солдаты торчат в грязи?
Джоанн обернулась на грубый голос и увидела мужчину, скрестившего ноги посреди красно-бурой лужи. Это был лейтенант Морио Тайзейдо, бывший шифровальщик, ныне — солдат, по уши сидящий в грязи, верный кандидат в военнопленные. Рядом с ним бездействовал сержант-пехотинец Эмос Бенбо, устремивший загадочный взгляд на приближающийся вражеский корабль.
Почти не шевеля губами, сержант ответил вопросом на вопрос:
— Давно ли существуют солдаты?
Сейчас эта старая, как мир, шутка пехотинцев оказалась как нельзя более кстати. Джоанн посмотрела на свои колени и попробовала оттереть с них грязь. Потом внимательно осмотрела ладонь.
Грязь. Цвета крови, перемешанной с испражнениями.
Грязь. С запахом крови и испражнений.
Грязь. Международное косметическое средство военных.
Подняв голову, она обнаружила, что корабль драков успел увеличиться в размерах. Сидит ли в грязи пехота драков, тзиен денведах? Истекают ли драки кровью, хватаются ли за животы, делают ли вообще что-нибудь из того, что полагается делать нормальным солдатам? Начальник разведки полковник Нкрума в этом сильно сомневался.
Нкрума... Она зажмурилась, вспоминая события, происходившие в недрах горы у нее за спиной всего несколько часов назад.
... Круглое, обычно ничего не выражающее лицо Нкрумы было перекошено, как от физического страдания. Его облик передавал его состояние. Обливаясь потом, чернокожий полковник отдавал дрожащим голосом приказание, звучавшее для слуха любого офицера разведки громом с небес.
— Никол, исполняйте команду «шифр двадцать».
«Шифр двадцать» означал уничтожение всех секретных документов и вооружения. По истечении каких-то двух часов сражения гарнизон был готов выбросить белый флаг. Полный разгром!
Какие-то несчастные два часа!
У нее не было времени переодеться из вечернего платья в форму. То, что происходило, не имело названия. Учитывая потери, время, затраченные деньги и материалы, полный разгром гарнизона в течение двух часов противоречил закону высшей целесообразности.
Главное сражение — покорение целой планеты — должно было продлиться несколько дольше.
Не два же часа!
Нкрума смотрел на свои руки — две черные кисти, выглядывавшие из вороха бумаг у него на столе.
— Я уже доложил обо всем генералу Кацузо. Он... он назвал меня лгуном.
Джоанн положила руку полковнику на плечо.
— Я займусь «шифром двадцать», полковник.
Нкрума сжал кулаки, закрыл глаза и произнес тихо, как на смертном одре: