Елинский хотел играть с холодной точностью и, несмотря на ускоренный пульс, выдававший некоторое беспокойство, начал относительно спокойно. Но, как и Айра, он боялся, что какие-нибудь неуправляемые импульсы могут исказить его план и неожиданно опустить его пальцы не на ту фигуру. Или он может преждевременно ввязаться в запутанную комбинацию и слишком поздно заметить, что зашел не туда. Он может недооценить стратегию незнакомого игрока в самый решающий момент. Он может сделать самый невинный и кажущийся верным ход и видеть, как он превращается в самую непростительную ошибку. Постепенно его спокойствие превратилось в медленно тлеющий страх, начало паники, которую, он знал, он должен подавить. Он чувствовал, как на лбу собирается пот и быстро потянулся за платком, чтобы соперник не успел заметить этот сигнал. Он сказал себе, что он обязан отделаться от мысли, что что-нибудь непременно произойдет.
Все эти волнения терзали Елинского задолго до того, как в партии произошло что-нибудь, из-за чего стоило бы беспокоиться. До самого двадцать третьего хода все шло так, как ему и хотелось бы, если бы он был в совершенно спокойном состоянии духа. Но вот "Северный тигр" задумался над значением двадцать третьего хода Айры - пешкой от королевского коня на одну клетку вперед - и понял, что наконец был настигнут судьбой, преследовавшей его так жестоко и так долго. Он почувствовал приступ тошноты, потом головокружение и страх, что может упасть в обморок.
- Доктор Елинский, у вас все в порядке? - спросил Айра, не видевший ничего зловещего в своем последнем ходе. Для него этот ход был просто защитой, но Елинский отчетливо видел в нем глубоко скрытую угрозу, которая, если черные сумеют правильно развить ее, принесет ему гибель.
- Мне нужно отдохнуть, - сказал Елинский, расходуя последнюю энергию, чтобы произнести эти слова. Ему понадобились все его силы, чтобы удержаться и не потерять сознание. Он опустил голову на стол и, вдруг резко покрывшись потом, с облегчением понял, что ни рвоты, ни обморока не будет. Он вытер рот платком.
Айра был сама заботливость. Он объехал вокруг стола, положил руку на плечо Елинского.
- Может, принести вам воды, доктор? Вам уже лучше?
Елинский поднял голову и сделал глубокий вздох. Вздох прозвучал как легкий стон.
- Я хотел бы отдохнуть до вечера, если вы не против, - сказал он.
- О, конечно, дорогой доктор. Я очень сожалею. Я позову сестру, чтобы она проводила вас до палаты.
- Нет, не надо. Я справлюсь!
Елинский поднялся и, пошатываясь, направился к двери.