Мост оказался рядом с небольшой плотиной с незатейливыми гидросооружениями для контроля уровня воды – дюкерами. Представляли они собой две большие бетонные «амбразуры», в которые мощными потоками устремлялась вода, собираемая воронкой-водозабором, красиво выложенную грубым карьерным камнем поверх бетона. С другой стороны скорость этих потоков регулировали полупогруженные шлюзы, а над ними бетонная постройка коробочкой со шлюзоподъемными механизмами, дальше аккуратный домик смотрителей с полукруглыми окошками в местном стиле. На этой плотинке стоял новенький пустой микроавтобус, видать оставленный морпехами, чтобы блокировать этот дополнительный проход. Место уже проверено, мины обезврежены, врагов нет – если бы ни некоторая арабская специфика в архитектуре, то картинка была бы совсем мирная, прям какой-нибудь фермерский район на Юге, ну там Техас или Аризона… Булькала вода в дюкерах, по краям канала сидели цапли, над самим потоком, блестящим зеркальной рябью, носились ласточки, где-то квакали лягушки и громко верещали цикады. От такой пасторальной идилли все расслабились. Танкисты смело вылезали на броню, после ночной передряги на всех наваливалась сонная истома. Наконец мост разминировали, саперный бомб-сквад увез последний ящик с тротилом, который сразу и подорвали неподалеку. Бойцы 4-й Кавалерии приветливо замахали спецназу, спасибо, мол, ребятки за переправу, и танки по одному стали пересекать мост. 70-2-14 стоял где-то в центре колоны, и очередь перед ним быстро таяла. Мак-Фарлинг, подремывая, клевал носом в скрин компьютера. Ганнер, вечно серьезный и собранный Керт Нэш, сейчас улыбаясь солнцу, стал ногами на свое кресло и высунулся из танка по пояс, распластав по броне руки. Водила Рони крикнул ему, чтоб держался покрепче, и двинул «Абрамс» по малой вслед за ушедшим перед ним танком.
Из экипажа 70-2-14 никто толком не понял, что произошло. Раздался даже не взрыв, скорее оглушительный хлопок, а потом страшный грохот внутри танка. Кресло ганнера со звоном дернулось, а он сам ткнулся вперед и осел по шею назад в башню, судорожно пытаясь руками вцепиться в гладкую броню. Из открытого люка башни вырвалась горячая волна, и сразу за ней морозные клубы от сработавших огнетушителей. Мак-Фарлинг почувствствовал одновременный удар в руку и ногу, а затем разливающуюся острую боль. В ушах стоял звон и треск как в старом приемнике, перед глазами разлился не то яркий свет, не то полная темнота – сознание уходило. Рони бросил рычаги и схватился за правую сторону лица, куда казалось плеснули кипятком. Один заряжала отделался лишь опаленными ресницами, а теперь сидел в покрытом морозным инеем шлеме, контуженный и совершенно не переваривающий ситуацию.