— Мое! — вскричала Динка, на что Карлович вдруг обозлился и совсем не тенором отбрил девицу.
— Здесь ничего твоего нет! — пробасил.
Динка надула губы, промолчала, уступив бокал новенькой, но осталась сидеть, пока голос диджея не произнес:
— Примадонна Грета… сейчас… для вас… здесь!..
— Ой, мальчики, девочки, это меня! Аличек, ты меня дождешься? — И, не слушая ответа, Динка-Грета исчезла за кулисой.
— Пойдешь сегодня с ним! — прошептал Карлович на ухо Орнелле повелительно.
— Я ни с кем не хожу! — жестко ответила девица. — Я не собачка!
— Пятьсот долларов, — шепот Алика напоминал опушенный в воду раскаленный металл.
— Я танцовщица, а не проститутка!
— Здесь все танцовщицы! — Карлович расхохотался, испытывая огромное желание ударить девчонку пухлой ладошкой по упругой заднице так, чтобы руку ожгло. — Как тебя там!.. Верка?.. Надька, Катька?!!
— Не все равно? — продолжала хамить девица.
— Говно ты, а не танцовщица! — громко произнес Алик, так что студент Михайлов, все это время выказывавший равнодушие, вздрогнул левой щекой. — Вот он — танцовщик! Он — гений! Таких, как он, за сто лет, может быть, двое рождается, а то и единственный таков, а ты мартышка-кривляка, а не танцовщица!..
Казалось бы, девушка должна была обидеться на такие слова, но все случилось наоборот! Глаза ее возгорелись, и она посыпала на Алика вопросы. Кто он?.. Где танцует?.. Почему она не знает его?
— А ты кто такая?
— Я — головкинская! — с гордостью ответила Орнелла.
— А то я гляжу, колени у тебя на разные стены смотрят… Ты, деточка, Лидочку из Большого знаешь?
— Кто ж ее не знает! — усмехнулась девица.
— Так вот, Лидочка считает его гением всех времен и народов. Он Спартака в будущем месяце танцует!..
Девчонка с интересом посмотрела на студента Михайлова. Призналась себе, что молодой человек красив чертовски, только одет странно. Особенно хороши были глаза и руки — белые, с длинными пальцами и овальными, еле розовыми ногтями.
— Вы — гений? — спросила девица молодого человека с некоторой иронией в голосе.
Студент Михайлов посмотрел на нее и лишь пожал плечами.
— А пять тысяч баксов заплатите? — повернулась Орнелла к Карловичу.
Толстый Алик чуть не поперхнулся, но, поразмыслив кратко, отсчитал требуемую сумму и вручил девице.
— Только учти, за такие лаве бабочка твоя должна лететь через всю ночь!
— А про себя добавил с некоторым сожалением, что на всякий принцип имеется своя цена.
Девица поднялась с плюша.
— Полетаем!.. Пусть на улице ждет! Мне переодеться надо!..
В это время на сцене старалась вовсю Динка-Грета. Она выворачивалась под софитами наизнанку, как устрица в жарких водах.