Прапорщиков-близнецов он убил двумя выстрелами. Пули попали братьям точнехонько в сердца, и оба умерли почти одновременно. Старший тотчас, а младший двумя минутами позже. Таким образом, Чук и Гек прожили жизни одинаковые, вплоть до секунды продолжительностью, не очень выразительные и не слишком удачные судьбы, как оказалось…
Арококо Арококович далее действовал столь же решительно. Миновал следующую охрану, стрельнув дважды, выбрался на двор, сиганул через трехметровый забор и был таков…
Черномазый оставил после себя пять трупов, и сильный запах наступающего лета исходил от мертвых близнецов…
— Объявляли «Перехват»? — поинтересовался генерал.
— Объявляли.
— Ничего?
— Ничего, — подтвердил начальник изолятора. — Пацанов жалко.
— Жаль, — подтвердил Иван Семенович, вспомнив лица близнецов.
— А в коридоре земляникой пахнет, — зачем-то сказал начальник.
— Ага, — машинально ответил генерал, но что-то резануло его слух, и он почти закричал в трубку: — Всех на вскрытие! Вызовите этого… как его… ринолога! Специалиста по носам! Все проделать срочно и доложить! Ясно?!!
— Так точно! — ответил начальник, удивленный таким генеральским напором насчет ри… ухогорлоноса.
Повесив трубку, начальник изолятора попытался представить, что он скажет двоюродной сестре про смерть ее близнецов… Так ничего и не надумал…
А Иван Семенович, до крайности возбужденный произошедшим, вдруг как-то неожиданно расслабился телом и душой, вспомнив, что они с Машей идут в пятницу на балет в Большой. А еще он опять подумал, что ничего ревностного в душе его по отношению к службе не осталось. Как странно все это. То ревностность в служении Отечеству, то прохлада к родным берегам.
Старость, наверное, решил Иван Семенович, направив машину к дому…
Все следующее утро Никифор Боткин описывал криминальному художнику внешность красавца блондина, а тот, в свою очередь, фантазировал на бумаге.
Катерина находилась здесь же и давала небольшие поправки.
Выпив за завтраком полстакана брома, Боткин даже чувствовал к медсестре расположение и иногда обнимал ее за талию. К обеду в нем проснулось сексуальное желание, и он, сославшись на то, что усталость пришла в его еще не выздоровевший окончательно организм, расстался с посыльным генерала и попытался уединиться с Катериной в дальнем углу сада, желая овладеть ею, просто распнув у дерева.
Не слишком поддаваясь, Катерина все же обхватила руками ствол сосны, чувствуя, как Никифор елозит руками в ее нижнем белье.
— Так девка я?! — пытала медсестра, напрягая ягодицы и мешая Боткину.
— Не девка, не девка! — раскраснелся хирург.