— Я не забуду все. — И прошептал: — Орррнеллла!
— Ее здесь нет! Здесь только я, Вера!
— Я не помню зла, — сказал он зачем-то.
Они по-прежнему держались щека к щеке, и она чувствовала нежность его кожи, словно борода у него не росла — или действительно не росла?
— Скажи, ты спал с моей подругой?
— Я не знаю твоих подруг.
— Ты видел ее здесь… В первый раз… Зоська… Она учится в медицинском институте…
— Я не помню.
Здесь самообладание вновь покинуло ее. Вера оттолкнулась от него и, закрыв лицо руками, сквозь зубы стала говорить, что он врет, что подруга ей во всем призналась, что он переспал со всем институтом!
— Я не помню, — еще раз сказал он. — Твой талант улетучился из раны на ноге. Ты ни в чем не виновата.
— Убирайся отсюда! — Она отняла руки от лица, и глаза ее были страшны.
— Убирайся немедленно!!!
Он ничего не ответил, поднялся и тотчас вышел из комнаты.
Ее реакция была незамедлительной. В чем мать родила, она бросилась за ним с криком «Подожди!». Но его уже не было в квартире, лишь пряный запах облачком завис в прихожей…
Возле подъезда он встретил Рыжую, которая, встряхнув волосами, обратилась к нему кокетливо:
— Студент Михайлов!..
— Да? — остановился он, в недоумении рассматривая его окликнувшую.
— Вы меня не помните, студент Михайлов?
Он растерянно пожал плечами.
— Я у вас пункцию брала… Я еще не сделала вам анестезию, а вы и глазом не моргнули?
— Не помню.
— А потом мы с вами были в этом доме. Тоже не помните?
— Мне кажется, — сказал он вдруг, — мне так кажется, что вас ждет впереди большой огонь!
— Какой огонь? — спросила Зоська и закашлялась от неожиданности.
— Я не знаю, какой, но он вас ждет.
После этих слов молодой человек пошел своей дорогой, а Рыжая заплевала ему вослед и заговорила громко:
— Типун тебе, идиот, на все места! Ну надо же быть таким дебилом! Олигофрен!!!
Он ничего не слышал, Рыжую уже не помнил, впрочем, как и другое зло, шел по дороге и жалел, что небо нынче не голубое…
Зоська нашла Веру в совершенно невменяемом состоянии. Девушка стояла на кухне и смотрела сквозь окно в спину студента Михайлова. При этом она оставалась совершенно голая, вся в мурашках и совсем не обращала внимания на соседа, шестидесятилетнего старика Козлова, который пил чай и, поедая размоченные в нем сушки, глядел на Веркины ягодицы.
Старик жалел, что на правом глазу у него катаракта, а еще он завидовал, что у богатых есть деньги и они могут купить себе средство для жизни своего причинного места. Его же причинное место издохло пару лет назад в светлый праздник Восьмого марта, когда он, нагулявшись и напившись до смерти, переночевал в сугробе, во дворе собственного дома.