Наконец мы замерли, растянувшись на ее желтых простынях в плохом, громоздком и коротком утреннем сне. Вы знаете, во сколько она проснулась? Угадайте! В шесть. Охуеть можно. Она проснулась и лежала, была сердита, потом стала вставать.
– Ты знаешь, что ты вчера делал? – спросила она меня, к которому вместе с мучительным желанием спать вернулось почему-то чувство юмора, никогда я не думал, что может составиться такая пара – юмор и сон.
– Я ничего не помню, – сказал я, закутываясь в желтую простыню с красными цветами, чуть-чуть закутываясь, собственно, закутав только хуй, даже ей я не прочь был продемонстрировать лишний раз свое красивое тело в красивой позе. Я любил свое тело, что вы хотите.
– Ты не помнишь, ты обнимал Лилю, – сказала она патетически. Китаянку, оказывается, звали Лиля. Она действительно была лилией.
– Я обнимал Лилю! – сказал я пораженным голосом. – Да ты что, Розанн, это правда? О Боже, как это могло произойти, что я так напился! – Знаешь, у меня иногда бывали в жизни жуткие патологические опьянения – несколько раз. Один раз, когда я провожал Олега Чиковани, своего друга, он уезжал из СССР, я выпил два стакана сухого вина, и очнулся только наутро, меня и снегом оттирали, но я не пришел в себя. А другой раз я напился так, что почему-то полез к жене своего лучшего друга, залез ей под юбку рукой, – продолжал я сожалеющим голосом великомученника и страдальца, – и я потерял друга навсегда.
Из сказанного первое было правдой, а второе полуправдой, я залез под юбку одной даме при первом же знакомстве, но она, эта дама, так любила поэтов, а мужу ее было наплевать, кто лазит к ней под юбку, да мужа с ней и не было, а был мой друг Дима – красавчик-поэт и в то время ее любовник, он на меня обиделся, но ненадолго.
– Не сердись на меня, Розанна, – сказал я патетически, – это мое несчастье, это моя болезнь, в нашей семье все были алкоголики, – говорил я без тени смущения, – мой дядя – доктор погиб под колесами поезда. Я тебе не говорил, мне стыдно, но теперь вынужден сказать. Я держусь, но это моя наследственная болезнь, иногда я не в силах с ней бороться. – От торжественности момента и якобы поверяемой тайны я даже приподнялся и сел в постели.
Моя наглая ложь произвела на нее впечатление. Она внимательно посмотрела на меня, вздохнула и сказала:
– Да, я подумала, что с тобой неладно, но я думала, ты в сознании и хочешь отомстить мне, что я не могу уделить тебе внимания. Я видела, ты нервничал, но это же парти, было так много людей, один спрашивает, где соль, другой – где перец, третий – где еще что-то, я так устала от них.