Боги, способен ли он? А разве кто-то вообще способен?
Вспышка панического страха затуманила его внутренний взор. Он судорожно вздохнул, усилием воли восстанавливая спокойствие, и услышал из прошлого голос отца — суровый, ласковый и безмерно любимый.
«Мы делаем все, что в наших силах, дитя мое. Мы принимаем наилучшее решение, на которое способны на основе нашего опыта и подготовки. Это наш долг перед близкими и теми, кто поручен нашим заботам. Я бы сказал тебе, что необходимость придает нам мудрости, если бы это было правдой. Но я скажу тебе только одно: мы все делаем все, что можем, мы все допускаем ошибки, и те, кто нас любит, нас прощают».
Шан еще раз судорожно вздохнул, потом заставил себя сделать медленный успокаивающий вдох. Потом он вздохнул еще раз, и еще. Снова обретя равновесие, он открыл внутренний взор и увидел своего брата, страдающего от травм. И только Шан мог встать между ним и пугающей песней стайной черепахи.
— Я способен, — сказал он, продолжая смотреть на Вал Кона, только на Вал Кона, чье будущее зависит от его брата Шана — и который простит его, если он допустит ошибку.
Точильщик запел.
Мири лежала на влажных подушках и смотрела на Хранителя.
— Думаю, нам стоит начать этот танец, пока медтехник не вернулась со своим начальником.
Хранитель моргнул — сначала одним глазом, потом — вторым. Очень серьезно он ответил:
— Возможно, в будущем мы будем танцевать, ты и я. Мне представляется, что такой опыт научил бы меня многому. Но сейчас я прошу тебя просто слушать ту песню, которую я для тебя создал.
«Так». Мири прикусила губу, напоминая себе, что, судя по всему, небольшая песня, которую Точильщик спел колену Шана, не причинила никакой боли. Лицо его отразило только удивление, да еще, пожалуй… мечтательность. Такое выражение было у Вал Кона, когда он увлеченно играл на омнихоре.
— Тебе не нужно бояться, — проговорил Хранитель мягким (для стайной черепахи) голосом. — Я — твой брат. Твое сердце говорило с моим сердцем. Я не причиню тебе боли.
Если подумать, то это звучало подозрительно похоже на лиадийское обещание. Мири вздохнула. «Что с тобой, Робертсон? Стала к старости привередой? Если Хранитель хочет перерезать тебе горло, то нож у него такой острый, что больно не будет».
— Сестра?
Она ухмыльнулась, скользнув взглядом по его массивной зеленой фигуре.
— Все в норме. Ты поешь, я слушаю. Честное разделение труда.
— Вот именно, — сказал Хранитель и замолчал.
Мири расслабилась на подушках и закрыла глаза. Спустя какое-то время она услышала нечто, что могло быть нотой — или, возможно, ветром, играющим в листве…