В это самое мгновение тишину разорвал леденящий визг ужаса, донесшийся со стороны мощеного дворика между домом и подъездной дорожкой. В то же самое мгновенье все мои мускулы словно пронзило холодом и скрутило судорогой, а грудь сдавило настолько, что на мгновенье я почувствовал удушье. Потом я метнулся на крик.
Франц влетел в дом.
Я спрыгнул с края «палубы», чуть не упал, крутнулся на каблуках — и остановился, вдруг разом потеряв представление, что же делать дальше.
В темноте не было видно ни зги. Споткнувшись, я окончательно сбился с направления — в тот момент я не сумел бы сказать, с какой стороны от меня склон, с какой дом, а с какой край обрыва.
Я слышал, как Вики — я считал, что это могла быть только Вики — тяжело дышит и напряженно всхлипывает, но где — определить не мог, за исключением того, что звуки доносились скорей откуда-то спереди, а не из-за спины.
И тут прямо перед собой я увидел с полдюжины тонких, тесно поставленных стеблей, уходящих куда-то далеко ввысь, оттенок которых я могу описать только как более пронзительную черноту — они так же отличались от общего фона, как густо-черный бархат отличается от густо-черного войлока. Они были едва различимы, и все же чрезвычайно реальны. Я поднял взгляд вдоль пучка этих почти невидимых, словно черная проволока, тонких стеблей туда, где они заканчивались — очень высоко наверху — плотным сгустком тьмы, казавшимся только пятном на звездной пыли, которую он заслонял, крошечным, как луна.
Черный сгусток качнулся, и последовала быстрая ответная встряска тесно поставленных черных стеблей — хотя если бы они могли свободно перемещаться у основания, я назвал бы их скорее ногами.
В двадцати футах от меня распахнулась дверь, и через дворик ударил луч ослепительно белого света, выхватив из темноты мозаику булыжника и начало подъездной дорожки.
Франц выскочил из кухонной двери с мощным фонариком. Все окружающее нас тут же единым прыжком оказалось на своих местах.
Луч метнулся вдоль склона, осветив только голую земляную поверхность, потом назад к краю обрыва. Уткнувшись в то место, где я видел черные стебли, он замер.
Никаких стеблей, ног или нитей видно не было, но Вики, шатаясь, билась там с залепленным темными волосами лицом, которое до неузнаваемости исказила судорога, подняв стиснутые кулаки на уровень плеч — в точности будто она изо всех сил пыталась выломать вертикальные прутья тесной клетки.
В следующий миг натиск ее ослаб, будто то, с чем она боролась, исчезло неведомо куда. Она пошатнулась и слепыми спотыкающимися шагами двинулась к краю обрыва.