Мы уставились на стрелку, которая медленно подползала к пяти. Мысль о том, что снаружи может быть светло, и что нечто непонятное отгораживает нас от этого света, в конце концов побудила меня двинуться и заговорить, хотя прежнее чувство близкого присутствия чего-то нечеловеческого и неодушевленного оставалось все столь же сильным.
— Надо попробовать выбраться отсюда, — прошептал я.
Пройдя через спальню, словно мерцающий призрак, Вики открыла дверь. Я помнил, что в ее комнате оставался свет.
За дверью не было даже этого слабого мерцания. Дверной проем был чернильно-черным.
Сейчас мы это исправим, подумал я, и включил лампу возле кровати.
Моя комната тут же погрузилась в кромешную тьму. Я не мог даже разглядеть циферблата. Свет теперь тьма , подумал я. Черное теперь белое.
Я выключил лампу, и свечение вернулось. Я подошел к замершей в дверях Вики и шепотом приказал ей выключить свет в ее комнате. Потом я оделся, большей частью нащупывая раскиданную вокруг одежду и не особо доверяясь призрачному свету, в котором окружающее слишком напоминало воображаемую сцену, готовую в любой момент превратиться в вихрь разноцветных точек.
Вики вернулась. Она даже прихватила свою маленькую сумочку. Мысленно я порадовался присутствию духа, о котором говорил этот поступок, но сам не сделал ни малейшей попытки собрать хотя бы самые необходимые вещи.
— У меня в комнате жутко холодно, — прошептала Вики.
Мы выбрались в коридор. Я услышал знакомый звук — жужжание телефонного диска. В гостиной я увидел высокий серебристый силуэт. Мгновеньем позже я понял, что это фигура Франца, обведенная призрачным свечением. Я услышал, как он повторяет:
— Алло, девушка. Девушка!
Мы подошли к нему.
Он поглядел на нас, прижав трубку к уху. Потом положил ее обратно на рычаг и обратился к нам:
— Гленн. Вики. Я пытаюсь дозвониться до Эда Мортенсона, чтоб он посмотрел, случилось тут чего со звездами, или нет. Но у меня не выходит. Попробуй дозвониться до телефонистки, Гленн.
Он крутнул диск и протянул мне трубку. Я не услышал ни гудка, ни даже потрескивания — только будто тихонько завывал ветер.
— Алло, девушка, — проговорил я. Не последовало ни ответа, ни каких-то перемен, только все то же завывание ветра.
— Подожди, — тихо сказал Франц.
Должно быть, прошло не меньше пяти секунд, когда обратно из трубки мне ответил мой собственный голос, совсем тихий, почти заглушенный одиноким ветром, словно эхо с другого конца вселенной: «Алло, девушка.»
Дрожащей рукой я повесил трубку.
— Радио? — спросил я.
— Такие же завывания, — ответил он мне, — по всем диапазонам.