Потерянная родина (Лацис) - страница 80

Поступки белых людей становились все более загадочными.

3

— Эге-эй, чучело! По какому праву ты вздумал поселиться в нашей камере? Мы — бывалые, прожженные ребята, тузы и знаменитости, а ты кто такой? Что воробью искать среди орлов? Слыхал ты когда-нибудь о Большом Минглере, Банковском Минглере, Огневзломщике сейфов? Ничтожная тля, ты должен бы пасть в обморок от гордости, что сам Большой Минглер удостаивает тебя личной беседы.

Такими словами приветствовал Ако в тюремной камере приземистый, коренастый человек. У него не было правого уха и на лице выднелось несколько шрамов. Щетинистая борода и налитые кровью глаза придавали ему дикий вид.

Кроме него, в камере находилось еще четыре человека — все в одинаковой полосатой одежде, с бритыми головами, угрюмые и молчаливые. Только •один из них — лет тридцати, высокого роста, серьезный и сдержанный — выделялся среди остальных своим приветливым красивым лицом. Он сидел отдельно на конце скамьи за простым столом и читал какую-то книгу, не обращая внимания на окружающую шумиху.

Тот, что представился как Большой Минглер, продолжал допрашивать Ако:

— Расскажи, желторотый цыпленок, кто ты такой! Как тебя звать? За какие подвиги тебя почтили королевским хлебом? Долго ли тебе дозволено пребывать в нашем великолепном отеле? Если ты не нем, то говори. Мои уши жаждут услышать твою брехню.

Перед тем как ввести его в камеру, Ако одели в грубое тюремное платье, а его прекрасные кудрявые волосы пали жертвой парикмахерской машинки. Он, вероятно, не узнал бы себя, если бы увидал сейчас свое лицо в зеркале.

— Ако не хочет врать… — наконец ответил он. — Белые люди врали и велели Ако врать. Поэтому Ако не может уйти. Но когда Ако выйдет на свободу, он никогда больше не будет слушаться белых людей и уедет отсюда.

— Эге, да ты к тому же еще и глуп! — воскликнул Минглер. — Дал себя околпачить? Сколько же тебе коптиться здесь?

— Белый господин сказал, что мне восемнадцать месяцев сидеть в тюрьме. Это долго?

Минглер лукаво перемигнулся с остальными и печально вздохнул:

— Да будет милостив к тебе господь, бедный цыпленочек! Полтора года! Это значит, тебе предстоит состариться и сгнить. Теперь ты еще молодой человек, а когда тебя выпустят, у тебя во рту не будет ни одного зуба. Ты понимаешь, седой старик, которому одна дорога — в могилу? Если у тебя дома остался сын, вот этакий маленький карапуз, то к тому времени он вырастет большой и у него уже будут большие дети. Плохо, братец. Весь свой век проживешь тут. И все время тебе нельзя,будет выходить из этой комнаты, зиму и лето, дни и ночи. А если ты не сможешь выдержать и начнешь беситься, то тебя засадят в такое место, где совсем темно.