.
Вновь устрояемая обитель с любовью и мудростию созидалась игуменом Германом; основным в обители было уставное богослужение с истовым монашеским пением и составление всего благочиния служб: в облачении священнослужащих, в убранстве храма и икон. Очевидцы пишут о Зосимовой пустыни: «Не внешним убранством зданий и материальным достатком славится Зосимова пустынь <...> Тиха и проста по виду благословенная обитель. Дух этой великой простоты особенно запечатлен в богослужении, составляющем средоточие Зосимовской жизни. Тихо и мирно идет церковная служба. Медленно и плавно чтение и пение. Все проникнуто духом глубокого смирения и покаянного умиления. Все так благочинно, уставно и вместе так просто»107. Монашествующие пустыни тихи и приветливы: «Не разговорчив, не многоречив пустынный инок, – пишет паломник, – не услышишь ты от него длинных, пустых и праздных речей, но он уже одним видом своим много скажет тебе без слов».
В обители имелось до 14 различного вида работ, послушаний; вся материальная жизнь обители лежала на плечах братии, а потому игумен Герман считал необходимым, чтоб в обители была здоровая и добротная пища, дабы с этой стороны у труждающихся братий не возникало уныния и скорбей. Длительная внимательная уставная служба также требовала того, чтобы материальная сторона жизни в обители была удовлетворительной и давала свободу в полноценном исполнении церковного послушания. Отсюда – та собранность внутреннего духа, та возможность устремления внутрь, тот внешний вид и поведение зосимовского инока, которое выше описывалось очевидцами.
Зрелые по годам и опытности монахи, также как и вновь пришедшие, любили эту обитель живою любовью, любили в ней и каждое дело, на которое были поставлены зорким руководством отца игумена. Сохранились отдельные письменные свидетельства самих монахов как о послушаниях, имевших место в обители, так и о богослужениях в ней. Одному из них, маститому старцу, впоследствии игумену Митрофану108, обладавшему даром поэтической передачи своих чувств, принадлежат такие строчки: «Вот и дорожка в обитель, которую ты вспахал и пОтом своим облил, – пишет он младшему по возрасту иеромонаху (впоследствии архимандриту) Агафону109. – Вот прекрасные долины и поляны, окутанные цветами, где братии имели покой во время трудов своих. И ты старался облегчить братские труды своим искусством, ездя на лошадке из конца в конец, истребляя злачную траву, да будет она в пользу твоим коням»110. Отец Митрофан наблюдал за внутренней жизнью этого брата и в храме. «В храме Божием, – пишет он, – вспоминаю тебя: ты становился направо около иконы Умиления – я стоял сзади, радовался твоему восходу к жизни»