— Кони они молчат больше… — резонно и невозмутимо заметил Корневич, не прекращая своего занятия, — а не матерятся бесперечь, как некоторые.
— Вот так всегда!.. — горько пожаловался атаман своему старшине. — Значит, уезжаешь все-таки?
— Уезжаю, — твердо сказал Владимир.
— Ну и добре, хлопче… Помог ты нам изрядно, так что если надумаешь вернуться или не заладится там у тебя чего… Милости просим.
— Хорошо. — Бекбулатов уже взялся за ручку двери. — До свидания?
— Прощай, хлопче… — страдальчески скривившись, покачал головой Петр Охримович, протягивая ему свою лопатообразную ладонь для прощания. — Бог знает, свидимся ли еще. Езжай с богом…
Владимир вышел во двор и принял уздечку у казака, державшего старшинского коня в поводу.
— В путь, господин историк? — спросил он бледного до синевы Пшимановского, едва сидевшего на второй, смирной, лошадке, презентованной ему из богатых польских конюшен. От поляка за версту несло сивушным перегаром: поражение своих соотечественников он воспринял еще тяжелее, чем Бекбулатов, и все эти дни не пытался «просохнуть» вообще.
Не дождавшись от спутника связного ответа, князь легко взлетел в седло и, не оглядываясь, тронул коня с места. Впереди лежала долгая дорога.
Дорога домой, как надеялся штаб-ротмистр.
Еще томясь бездельем долгими зимними вечерами, он разложил по полочкам свои воспоминания и выстроил в одну цепочку: пропажа в Хоревске ротмистра Чебрикова в марте прошлого года, загадочная дверь, ведущая в никуда и закрывшаяся перед несчастным «гуру» Расхва-ловым так не вовремя, свое внезапное появление в чужом мире… Если и существовала отсюда дорога домой, то лежала она только через ту самую железную дверь с глиняным тупиком за ней. А дверь та находилась в Хоревске, существует он здесь или нет. Не получится пройти в эту дверь — будем думать, как жить здесь до седых волос, а если получится…
Уже за околицей путников догнал Минька Королев и протянул Владимиру новенький автоматический карабин собственного производства и мешочек с патронами.
— Не поминай лихом, старшина! — выпалил он, отдуваясь.
— И ты, ракетчик, не держи зла, — рассмеялся князь, перегибаясь с седла, чтобы обнять на прощание «подручного», и протягивая ему тетрадку, исписанную долгими зимними вечерами. — Я тут тебе написал кое-что… Конечно, я не специалист в этой области, но общие принципы ты, думаю, поймешь. Еще на Луну полетишь на своих снарядах! Только не сбивай больше никого себе на голову…
Когда Королев оторвал глаза от неровно исписанных страничек, которые казались ему божественным откровением, путники уже были далеко.