Руфиний о серьезных секретах и не помышлял. Он попросту закладывал фундамент для того, чего ему, возможно, никогда не суждено было построить. И конечно, так у него был повод положить руку на плечо юноше, почувствовать его худое, но мускулистое тело. Пульс его трепетал.
Во время своего пребывания он старался поддерживать знакомства с попадающимися ему на пути господами из Миды. Все они были преданы своему королю, и ясное дело, пока он жив, миру с Исом не бывать.
Враг моего врага — мой враг, снова и снова думал Руфиний. Он пытался представить, как Ниалл может угрожать городу или любому другому месту в Арморике, пока будет стоять оплот, что поднимет Грациллоний на море и на суше. Ему это не удалось. И тем не менее Ниалл, несомненно, был бедствием Британии, родины Грациллония. Если его нельзя убрать, то следующей лучшей услугой для цивилизации будет сделать так, чтобы он был занят на своем острове. Сегодня он торжествует (в той мере как, говорят, может торжествовать варвар) на севере Ибернии; он в ладах с Западом и Югом; что там осталось, чтобы ему противостоять, как не Восток, королевство Лагини?
«Вздор, — мысленно вздыхал Руфиний в своей одинокой постели. — Ты отлично знаешь, что ситуация куда запутаннее. Его младшие сыновья, конечно, отправятся совершать собственные завоевания, а вот как поступит старик? Они атакуют другие земли уладов, и, вероятно, часть Кондахта. Забот у него будет достаточно… К тому же если к его бедам прибавятся лагини, главный заложник среди них — Эохайд. Все остальные тоже знатные, но не слишком много весят. Хотя вновь обретший свободу Эохайд — Эохайд, молодой жеребец, которому дали волю, благословенный Эпоной — хоу! — усмехнулся он. Кем он себя считает? Софоклом, или как там зовут того драматурга, о котором рассказывала Бодилис?
На следующий день Лейдхенн заявил, что больше не может задерживаться и должен вернуться домой, позаботиться о делах. Исанцам и самим следовало бы поспешить назад к своим кораблям на побережье Муму, если они хотят благополучно перебраться через море. Жаль, что миротворческая миссия провалилась, но ее провал был обеспечен с самого начала, по крайней мере им будет о чем рассказать.
Этой ночью Руфинию приснилось, как в присутствии улыбающегося Грациллония они с Эохайдом занимаются любовью. Он проснулся в темноте и лежал наедине со своими яростными мыслями, пока не засерел рассвет. Потом он задремал, а когда шум, доносившийся из зала, разбудил его снова, то он уже представлял, что ему нужно предпринять. Он мог ошибиться, но не в выборе, и какая бы ни ждала его опасность, в голове у него звучали трубы.