И вновь Леопольд Бар в субтропической прибрежной зоне, на пляже Проприано — ехали-ехали вниз, болтали-болтали — в самом деле, без труда нашли общий язык, так называемый «франг-лэ» — болтали с Флоранс — такое имя, вполне ли реальное? — болтали без конца о гибели литературы, о вырождении кинематографа, о «новых философах» — она с ними не согласна, Маркс — жив! — о майских баррикадах, о нью-йоркских опасностях, о русских кризисах, об однополой любви — она не осуждает, но все-таки не понимает, браво! — и так проскочили все указатели, и спохватились только в полусотне километров к югу от Ажаксьо на пустом бетонном паркинге, над пустынным пляжем в заливе Проприано, который, разумеется, занимался в темноте своим привычным делом — перекатыванием прибрежной гальки.
Мадам Флоранс, оставив в машине парижские и боливийские одежды, в джинсах и кофточке, танцующей походкой — экая балерина! — путешествовала по пляжу. Гибка. Лео Бар плелся сзади, увязая в песке, спотыкаясь о гальку, все время стараясь быть в стиле ночного сюжетика, подтягивая живот и все время чувствуя свою неуклюжесть, недостаток в плечах, избыток в бедрах, и куря, куря беспрерывно, не столько от смущения даже, сколько для того, чтобы быть в стиле ночного сюжетика — мужчина с мерцающим огоньком в зубах. Скрежет зубовный.
— Вы, я смотрю, запойный курильщик, настоящий чэйн-смокер, — сказала она, смеясь. Поворот мальчишеской головы, грудки, плечики — под промельком луны сейчас ей восемнадцать. — Куда-то мы заехали, — сказал он туповато. Грохот волн достиг его ушей из глубины залива: там в лунном кипении, словно измученные возрастом и излишествами коренные зубы, тихо перемещались Сцилла и Харибда. — Вот шахматы. Вы — игрок? — под ногами у нее оказалась огромная шахматная доска. В промельках луны черные поля светились ярче, чем белые. Большущие, словно индюки или коты, фигуры были перепутаны и частично валялись на песке. — Куда-то мы с вами заехали, — повторил он, уже понимая, что эта фраза останется без ответа и что, по ее мнению, они заехали как раз туда, куда надо. Друг Полидевк, залепи-ка мне воском уши. Друзья отсутствуют, воск застыл, канаты сгнили, гибельное пение сирен приближается, простыня залива топорщится острыми режущими углами Сцил-лы и Харибды, они сближаются, тихое тело мое в водоворотах. — Вот выбирайте, белые или черные? — Она подняла за шиворот, будто котов, белого коня и черного слона. — А вы? — А мне все равно! — Вам все равно, побеждать или проигрывать, так я понимаю? — Не сомневаюсь в победе. Уверена, что я значительно сильнее вас. — Вы знаете теорию? — О нет! Простите мой смех, он неуместен. Я надеюсь только на практику. Простите, опять смеюсь, это нервное. Итак, у вас белые. На всякий случай, как ваше имя? — Я ведь уже сказал еще там, в горах. — Простите, не уловила. — Меня зовут Альфред. — Хочу заранее предупредить, ходы мои будут просты. е2 — е4 — е2 — е4… похоже, что вы сильный игрок. Теперь молчание, прошу вас, я должна подумать…