— Но риск есть. — Как интересно! Он не отрицал своих политических амбиций. Этот неортодоксальный пэр действительно делал ставку на свое место в высшей палате законодательного собрания. Эмма ликовала. Итак, у нее оказались карты на руках, карты, способные побить его собственные.
— Стоило ей предать известности то, что уже случилось...
И тогда он сказал:
— Так, к вашему сведению. Я вполне серьезно отношусь к своему праву и обязанности присутствовать на заседаниях палаты лордов. Но никаких серьезных дебатов до Пасхи не будет. Что касается скандала, то я его не хочу. Но политика — не слишком чистая игра. Миссис Хотчкис, перед вами человек, который достаточно удачно обошел все козни турецких халифов, не нарушил ни одного пункта сложного и запутанного персидского протокола и довольно долго играл немаловажную роль при дворе российского царя. Что касается политических интриг, я могу дать фору любому англичанину. Я думаю, что справлюсь с любой ситуацией. Хотя, — добавил он, — спасибо вам за заботу.
Эмма пошла ва-банк.
— Я могла бы рассказать людям, что вы делаете.
— Да, могли бы, но я бы представил все наоборот.
— Не важно, что бы вы сказали. Газеты бы все напечатали, и читателям, я думаю, стало бы интересно.
— Вне сомнений.
Она оттолкнулась от пола и, медленно вращаясь, для лучшего эффекта обхватив колени руками, оказалась с ним лицом к лицу.
— Люди могут плохо о вас подумать.
Он засмеялся.
— Те, кто меня не знает, и некоторые из тех, кто знает меня неплохо, уже плохо обо мне думают. Но какое мне дело? Люди любят придумывать легенды о тех, кто ими управляет. История с моим дядей, а заодно и с вами может даже сделать меня популярнее. По крайней мере я предстану в ней рачительным хозяином.
Какая удивительная позиция для политика! Впрочем, все в нем не переставало удивлять.
— Вы не боитесь того, что с вами могут сделать?
— Кто? О ком вы?
— О народе. О газетах. Если не о законе.
Он пожал плечами.
— Я могу о себе позаботиться. Если придется, конечно. Вы только что видели тому наглядный пример. Я умею быть грозным. Нельзя сказать, что я жесток от природы, но, если вы заметили, когда ко мне относятся несправедливо, я могу за себя постоять, не стесняясь в средствах.
Эмма поджала губы. Слегка дрожащей рукой она провела по юбке.
— Вы получали удовольствие от того, что внушали мне страх.
— Да. — Он согласился с таким видом, с каким профессор поощряет многообещающего студента, ухватившего самую суть лекции. — Вот почему, когда мне приходится внушать кому-то страх, я делаю это с удовольствием. — Он взялся за дверную ручку. — Идете?