— Я ждала поддержки… Думала, ты одобришь. И поможешь мне… Нет, ты не сыщик. И не пытливый. Ты просто закоренелый прагматик! Никакой романтики!
Самохин погладил ее по голове.
— Ты же просила мудрого совета? А мудрость начинается тогда, когда заканчивается период романтизма. Я не хочу, чтобы ты разочаровалась.
— Ладно, вот приедем к Наседкину, и станет все ясно! — заключила Саша и молчала уже всю дорогу.
На лестничной площадке перед дверью лечебницы стояло человек пятнадцать — мужчины, женщины, подростки, а у молодой мамаши на руках плакал грудной ребенок. Самохин спросил крайнего, прикидывая, сколько же времени придется отстоять в очереди, но тетка с костылем сказала, что целитель сегодня не принимает.
— Что же вы ждете? — непроизвольно изумился он.
Ответ был коротким, но прочувствованным и исполненным надежды:
— Чуда.
Тем временем Саша ловко протиснулась между страждущими и проскользнула за дверь, вызвав глуховатый и недолгий ропот, мол, не лезь без вызова, все равно прогонит.
Сашу он не прогнал, и мало того, через минуту она выглянула и поманила Самохина рукой. Наседкин сидел на диванчике без халата, в расстегнутой до живота рубахе, понурый, бледный, взгляд был тяжелым и заторможенным.
Сначала показалось, что он пьяный…
— Я же сказал, не принимаю, — вяло проговорил целитель.
— Мы по другому поводу, Николай Васильевич. — Саша присела рядом и взяла его опущенную руку. — Вы меня помните? Четыре дня назад я была у вас…
— Помню, помню, камень в почках… Но не принимаю.
— Теперь у меня все в порядке! — она погладила безвольную руку. — Николай Васильевич!.. Возьмите меня в ученики! Я буду послушной и стану делать все, что нужно! Я хочу лечить людей, как вы!
— Не беру учеников, — сразу же ответил он. — Не ходите и не просите.
— Но почему, Николай Васильевич? Вам же нужно передать все свои знания!
— Умирать не собираюсь. Мне еще жить сорок два года. Зачем мне ученики?
— Я бы помогала вам! Возьмите хотя бы уборщицей, санитаркой. Вон как у вас грязно и пыльно. Вам же самому некогда, а я бы все вымыла, вычистила…
— Где ты грязь-то увидела?.. Здесь у меня порядок. Вот только люди плохие, грязные.
— Что случилось? — осторожно спросил Самохин.
Наседкин поднял мутный взор и узнал его, хотя видел, может быть, пять минут.
— Язву-то теперь чуешь — нет?
— Кажется, все прошло…
— И больше не заболит. Организм молодой, зарубцевалась… А встречаются тяжелые, по пять раз приходится лечить. Но больше подлые встречаются…
— Вас кто-нибудь обидел?
— Меня обидеть невозможно, — вздохнул целитель. — Разрушили равновесие звезд.