Вдруг опять какой-нибудь ледник наступает? Бежать надо! Бежать!.. Но мышцы уже одеревенели от холода и тело вмерзло в землю.
— Я еще Кулешова с болота не спровадил, — пожаловался Григорьев. — Ну, ничего, отец, он уйдет. Я ему устрою всемирный потоп. Сейчас перегоню технику на строительство плотины. Мы ее через месяц соорудим и затопим болото к чертовой матери. Кулешов сам уйдет.
Нестерпимый холод неожиданно резко сменился пронзительным жаром. В сознании старика возникла парная, багровеющий от жара и крапивы в венике Кулешов. Затем все исчезло, превратившись в прохладную голубую реку-мираж. Он висел над желто-серой пустыней и никак не хотел опускаться.
— Я буду строить уникальную систему, — говорил Григорьев. — Она спасет болото и журавлей. Так что все в порядке, отец. Живи спокойно, природу мы вылечим.
Голубой мираж превратился в небо над Алейским болотом. Медленно плыли белые, рваные облака. Что-то холодно-осеннее прокалывало воздух. От облаков и неба веяло тревогой, ожиданием неотвратимой зимы, холодов, снега… Два журавля подхватывали на лету падающего птенца и тянули, тянули его ввысь, заставляя работать неокрепшими крыльями. Птенец неуклюже валился то на один бок, то на другой, и в изломе его крыльев обозначались страх и радость от полета одновременно.
— Остановись! — прошептал старик, напрягая горло. — Остановись, парень… Ты в пустыне хоть раз бывал? Ты не хочешь жить в пустыне?
Григорьев умолк. Хрустнули ветки и мох, рассыпаясь в пыль.
— Не хочу, — растерянно сказал Григорьев после долгой паузы. Никита Иваныч ощутил его холодную ладонь на своем лбу. — Ты не заболел ли, отец? Тебя что-то колотит…
— Я тоже не хочу, — сквозь зубы выдавил старик, — Там из живности-то паучок один остался.
— Полежи, Никита Иваныч, — беспокойно сказал Григорьев. — Полежи тут. Я сейчас за вездеходом сбегаю и отправлю тебя домой. Я быстро!
Он исчез, и болезнь чуть отпустила старика. Он вновь ощутил, что лежит на берегу Алейского болота, среди зарослей багульника, и одуряющий запах обволакивает голову. Глаза вот только не открывались, веки словно приклеились и не давали глянуть на мир. С большим трудом он подтянул руку и разлепил один глаз. В узкую щелку, сквозь ресницы старик увидел переливающийся радугой край леса, небо и причесанную ветром траву на болоте. Пустыни, кажется, еще не было… Однако в следующую секунду он заметил паука, выползающего из кустов, и сразу заколебался: а вдруг нет? Вдруг уже пески, пески вперемешку с миражами?.. Паук крался к старику, коряво переставляя конечности и поскрипывая многочисленными суставами. В двух шагах он остановился, напыжился и, выбросив вперед переднюю лапу, заорал: