Горецкий скривился от омерзения, снял пенсне и жестко произнес:
— Немедленно возьмите себя в руки! Дайте показания о вашем предательстве, о работе на турок, об убийстве английского связного — получите свой кокаин, черт с вами!
Карнович на коленях подполз к Горецкому и, с жалкой собачьей преданностью глядя ему в глаза снизу вверх, забормотал:
— Все расскажу, все, все! Все, что прикажете… Завербован турецким шпионом Вэнсом в марте месяце…
Горецкий махнул рукой писарю Сидорчуку, тот пристроился на скамье, разложил листы протокола и начал поспешно писать мелким аккуратным почерком.
Карнович охотно и будто бы даже с радостью рассказывал о том, как передавал Вэнсу сведения о количестве и оснащенности добровольческих войск, о контактах командования с англичанами и французами. Он подробно описывал свои встречи с Вэнсом и его связным, который несколько раз приезжал к нему вместо Вэнса из Батума под видом турецкого торговца…
Горецкий внимательно слушал его, следил, чтобы писарь записывал слово в слово. Наконец Карнович закончил говорить и обмяк, будто из него вместе со словами вышел весь воздух.
— Все, ваше высокоблагородие… я вам все рассказал… Теперь бы мне кокаинчику, как изволили обещать.
Горецкого передернуло от этой жалкой угодливости, Борис же спросил жестко:
— Как — все? А про убийство Махарадзе — забыл? Рассказывай, сволочь, как связного убивал и куда дел список турецкой агентуры!
Карнович затравленно переводил глаза с Горецкого на Ордынцева и обратно. Жалобным и одновременно истеричным голосом он заскулил:
— Обещали… обещали мне крошечку… Сил нет больше терпеть. Вы этому подлецу, господин подполковник, зря доверяете — он сам наверняка шпион, он и убил связного этого… А я его не убивал, Христом Богом клянусь…
— Хватит врать-то! — зло крикнул Борис. — Божьим именем прикрываешься, в аду за это гореть будешь!
— В аду? — Карнович злобно расхохотался. — Да что мне ад! Я сейчас в таком аду горю, что перед ним геенна огненная недорогого стоит! Адом он меня пугать вздумал! Вот он мой ад — здесь, в этой камере!
Карнович действительно был страшен. Лицо его было невероятно бледно — казалось, так бледно может быть только лицо мертвеца, но никак не живого человека. Жилы на лбу его вздулись, пот катился градом, руки так тряслись, что он не смог бы выпить стакан воды. Глаза казались совершенно черными, так были расширены его зрачки.
— Вы сами, Карнович, — медленно и сурово заговорил Горецкий, — вы сами в день убийства сказали мне о том, что Махарадзе — английский связной, чем и объяснили участие в этом деле контрразведки. Так кто же ещё мог его убить?