Посидели ещё немного, разговор перекинулся на всякую всячину. Капитан, выпив, как все старики, погрузился в воспоминания. Борис, улыбаясь и машинально поддакивая, раздумывал над его словами. Ничего больше старик про Махарадзе не вспомнил. Он подтвердил только то, что второго августа Махарадзе сошел на берег в числе других пассажиров.
Борис подумал ещё немножко и, распрощавшись с капитаном, отправился на рынок искать Ваську-воришку. Нельзя сказать, что он сильно рассчитывал на то, что мальчишка вспомнит пассажира в черно-белой черкеске, просто он совершенно не представлял себе, что делать дальше, потому что след Григория Махарадзе потерялся.
* * *
Борис неторопливо прохаживался между рыночными торговками, прицениваясь где к необъятному кавуну, где — к истерично визжащему молочному поросенку, предчувствующему скорую свою кончину и посмертное торжество посредине стола, в звездочках укропа и с яблоком в невинном рыльце.
— А вот, барин, не надо ли творожку свежего, сметанки?
— Панычу цыбули не треба? Може, бульбочки? А канталупа гарнэнька?
— А вот, гаспадын хороший, не желаем чурчхели? Бахлава-бузинаки! Вай, хорош!
Борис где отшучивался, где отмахивался, где пробовал кусочек приторной восточной сладости или кисточку душистой резкой черемши, прислушивался к разноязычному базарному гвалту и внимательно посматривал по сторонам — пониже основной человеческой массы, отыскивая своего малолетнего вороватого знакомца. У старой грузинки, до самых глаз закутанной в черное, он купил кулек козинаков и четыре сладкие сосульки ореховых чурчхел, после чего продолжил свой неспешный рейд, помаленьку отщипывая жесткие приторные кусочки.
Примерно через час он различил в общем рыночном шуме резкую скандальную ноту.
— Лови! Держи! Уйдет, дьяволенок! Холера его разбери! — кричал визгливый бабий голос неподалеку.
Борис насторожился, двинулся в направлении криков и вскоре заметил вынырнувшую из-под прилавка чумазую рожицу. Точно рассчитав траекторию движения мальчишки, он скользнул наперерез, как шар скользит навстречу другому шару по зеленому бильярдному сукну. Траектории их пересеклись, и Борис как клещами ухватил свободной рукой оттопыренное красное ухо.
— Ой, дяденька, пусти! — завопил мальчишка, однако не очень громко — с оглядкой на недавно обокраденную торговку — и тут же попытался вывернуться или укусить скверного дядьку за руку.
— Тише, махновец будущий! — прикрикнул Борис — А ну тише, не то тетку позову.
— Какую ещё тетку? — возмущенно пробасил “махновец”, впрочем, несколько притихший.
— Сам знаешь, какую! У которой ты что стянул-то?