— Что ты хотел, любезный?
Татарин прижал палец к губам и, поманив Бориса за собой, пошел, сильно хромая, куда-то вбок от мечети.
— Ты куда это, любезный? — Борис остановился в сомнении.
— Идемте, ваше благородие, не сомневайтесь! Все вам сейчас расскажу. Я этого господина в черкеске видел, знаю, зачем он приходил.
Борис прибавил шагу, посчитав, что хромой хочет получить деньги за информацию и для этой цели ведет его подальше от любопытных глаз. Уборщик, хоть и хромал, но шел достаточно быстро. Они обошли мечеть, завернули за неказистый домик — должно быть, сторожка, прошли между сараями…
— Стой! — крикнул Борис. — Дальше не пойду. Говори, что знаешь, а не то, — он, движимый неясной тревогой, схватил хромого за плечи.
Татарин начал вдруг бурно жестикулировать, будто был глухонемым, и так скривил свою физиономию, что смотреть на него без отвращения было невозможно.
Борис хотел было плюнуть и уйти, но в тот самый момент, когда эта здравая мысль пришла ему в голову, по ней (голове) кто-то ударил так сильно, что он утратил контакт с окружающей действительностью, успев подумать только, какого свалял дурака, позволив уроду-уборщику заманить себя в ловушку и отвлечь внимание дурацкими гримасами.
Борис пришел в себя от холода. Холод в Крыму летом — явление необычное, и от удивления Борис открыл глаза. Холодно ему было оттого, что он лежал на каменном полу. Оглядевшись, Борис увидел вокруг что-то вроде запущенной давно не посещаемой часовни псевдоготического стиля. Он вспомнил, что накануне горничная княгини что-то говорила ему насчет часовни… Стало быть, это та самая часовня и есть, где обитают привидения старого барина и белой дамы…
Борис попытался подняться. Голова болела, но кости были целы, и значительных повреждений в своем организме он не обнаружил. Он встал и подошел к двери… Дверь, естественно, оказалась запертой. Следующим побуждением было выбраться через окно. Окно было большое, стрельчатое, как полагается, без всяких стекол… но когда Борис осторожно выглянул в него, то сразу же отшатнулся: за окном стена часовни переходила в почти отвесный головокружительный обрыв, уходивший прямо в море. По обрыву кое-где цеплялись корнями чахлые кустики, море снизу Борис не видел, но оно напоминало о себе грозным шумом.
Он отважился высунуть голову подальше и увидел, как подножие обрыва бесконечным приступом берут волны в белых казацких папахах бурунов. Он осторожно пытался просунуть голову обратно, чтобы не порезаться остатками стекол, застрявших в раме. Фуражка зацепилась, её подхватило ветром и понесло вниз. На середине обрыва она застряла в ветках колючего куста.