— Сидите, сидите, Просвирин, — насмешливо произнес Аркадий Петрович Горецкий. — Вы, должно быть, от длительного сидения в подполе у мадам Голосовой совсем обессилели!
— Ваше благородие, — залепетал Просвирин, — не почему другому, а только сильно испугамшись… С перепугу, значит, спрятался, хотел переждать… Злые люди охотятся, хозяина утопили… а мы ничего не знаем, ничего не видели, за что же помирать несвоей смертью?
— Здорово, Просвирин! — окликнул его веселый голос. — Прокашлялся?
Просвирин оглянулся, и в глазах у него потемнело: он узнал того постояльца, которого месяц назад подвел под убийство, оставив в номере сонного с мертвецом.
— Ва-ваше благородие, — заикаясь, пробормотал он.
— Знаю, ничего не видел, ничего не знаешь, и не ты мне кокаина в вино подсыпал, и не ты в салоне про бриллиант узнал, и не ты…
— Не я! — заверещал Просвирин и повалился в ноги Горецкому. — Ваше благородие, злые люди оклеветали, а мы ни сном, ни духом…
— Берите его, ребята, — обратился Горецкий к казакам, — скоро стемнеет, время дорого.
Авдотья Лаврентьевна все это время молчала, очевидно, от изумления, во всяком случае, такое поведение раньше было ей совершенно не свойственно. Наконец она слегка оправилась от пережитого шока и огляделась по сторонам. Все рушилось: у неё горел дом и отбирали любимого человека. Однако, прикинув, что Порфирия Кузьмича она вряд ли получит назад, раз за него взялась контрразведка, Авдотья решила сосредоточиться на главном. Она набрала в легкие побольше дымного воздуха и приступила к подполковнику с кулаками.
— Почто дом пожгли? — визгливо закричала она.
Однако вместо подполковника у неё на пути оказался плотненький такой хохол с хитро поблескивающими глазками.
— Тише, тише, хозяюшка, — уговаривал хохол, пытаясь схватить Авдотью за руки, — ничего твоему домишке не сделалось. Шашку дымовую мы подложили, ты уж не обессудь. Выйдет дым, повоняет немножко, и все пройдет. Сама виновата: нечего всяких сомнительных личностей в подполе прятать.
Авдотья, успокоившись насчет дома, пришла в дикую ярость, что у неё отбирают Порфирия Кузьмича, и набросилась на Саенко, норовя вцепиться ему в глаза, но он успел отвернуться, так что она только сбила с него фуражку и мазнула по лицу.
— Ты, ведьма старая, радуйся, что тебя в контрразведку не забрали! — закричал разозленный Саенко. — Ваше сковородие, что же это получается, мне же ещё и от бабы попало!
— Оставь её, Саенко, идем уже.
Через минуту все стихло. Робко заглядывающие во двор соседки видели только заливающуюся слезами Авдотью Лаврентьевну. Женскому счастью пришел конец.