— Как сметь… ко мне? — спрашивал он сдавленным от сдерживаемой ярости голодом.
— Ваше высокоблагородие, поступило донесение… видели его в этих краях… прикажите обыскать слободку… — бормотал Карнович.
— Да вы что себе позволяете? Завтра же на фронт! — голос Горецкого набирал силу.
Борис почувствовал, как кто-то дернул его за штанину. Ахметка поблескивал в темноте узкими глазенками и манил за собой. Они проползли в самый темный угол двора, там у забора были сложены какие-то кули, прикрытые рогожей. Ахметка вскарабкался на кули, а Борис легко подтянулся и перемахнул забор. Мальчишка приземлился рядом бесшумно. Они осторожно выглянули из-за угла. У калитки стоял солдат, остальные находились внутри дома и на дворе. Борис вытащил наган, но Ахметка потянул его за рукав в сторону.
"Вот так-то, господин Карнович, — думал Борис, прибавляя шагу, — больше мы с вами не встретимся, а если встретимся, один из нас этот свет вскоре покинет. Очень я не люблю, когда по почкам бьют”. Он сам удивился своим мыслям. Никогда раньше не был он агрессивным. Просто надоело ему бегать, как зайцу, по всей России и прятаться от всех. “Но сейчас-то я тоже бегу, — возразил сам себе Борис. — Но это в последний раз. Черт его знает, Горецкого этого, что он за игру затеял”. И хоть помнил его Борис по довоенной жизни в Петербурге как человека несомненно порядочного, но столько всего случилось за эти годы, люди меняются и от меньшего. Устроил Борису побег, привел к себе, чтобы вызвать доверие… Борис сдуру наболтал ему про сестру… А если Горецкий не поверил ему и считает, что он причастен к преступлению? Упорно посылал в Батум… Что ж, в Батум, так в Батум, там на месте определимся. А здесь все равно нельзя оставаться, земля под ногами горит.
Ахметка забирал вправо, стремясь дойти до моря, миновав город. Дорога шла вниз. Последние домики слободы остались позади. В глухой предрассветной темноте не было видно ни зги, и если бы не Ахметка, чудом находивший дорогу, Борис давно бы сломал себе шею на крутой козьей тропе. Все ближе и ближе раздавалось сонное дыхание моря, наплывал теплый йодистый запах, запах свободы, запах дальних странствий. Еще несколько минут головокружительного спуска, и перед Борисом открылась маленькая бухта. От близости моря стало светлее. Прибой ровно и мощно бился о камни. Прячась в тени скалы, раскачивалась на волнах турецкая фелюга. На борту раздавались приглушенные голоса, мерцали тусклые огоньки тлеющих трубок.
Борис споткнулся на склоне, камень покатился из-под его ноги и с плеском упал в воду. С фелюги послышался тревожный окрик на незнакомом Борису языке. Татарчонок в ответ громко замычал.