Помолчали после этого немного. Каждый о своем думал. Антонов, потупившись, сидел, сдвинув брови.
— Спасибо, мать, — поднялся он. — Дай Бог тебе и детям твоим здоровья и долгих лет. — Потом, видимо, для того, чтобы отвлечь всех от тягостных мыслей, обратился к Егору. — Покажи-ка подарок Тухачевского.
Вытащил из ножен шашку, прочитал надпись, усмехнулся:
— Кудряво разукрасили… Много крови пролил?
— Было…
— Да, не приведи Бог с тобой в бою встретиться, — глядел Антонов на высокого большерукого Егора. Сам он казался рядом с ним щуплым, неказистым: — Сколько тебе лет?
— Девятнадцать.
— А уже эскадроном командовал… Ну да, краснота все на глупую молодежь опирается. Жизни не знают, не ценят, что куренку голову снести, что человеку — одна цена… И Тухачевский, я слыхал, молодой…
— Лет двадцать пять…
— Степаныч, за нами, должно, — глядел в окно молчаливый партизан. — Красные вертаются, видать, с подмогой.
Мать с Любашей кинулись собирать Николаю продукты, вещи в заплечный холщовый мешок с замусоленными веревочками. Слезы лились по щекам Любаши и капали на пол. Она не вытирала их. А мать — суровая, со сжатыми губами. Антонов поклонился ей, прежде чем выйти из избы, сказал, успокаивая:
— На жатву я отпущу его. Подмогнет.
Егор вышел вслед за ним на улицу, чтоб не видеть прощания матери и Любаши с Николаем, не терзать сердца. Ванятка, сидевший на камне, поднялся, пропустил гостей, разглядывая их исподлобья.
Вспомнились Пудяков с Андрюшкой Шавлухиным, запертые в сарае. Подумалось: коль убьют их, сколько мужиков из-за этой швали Маркелин загубит. Ой, разгуляется!
Подскакал верховой, парень в клетчатой рубахе, тот самый, что выпускал мужиков из сарая, крикнул:
— Красные с Коростелей шпарят!
— Пулеметы выставили? — спокойно спросил Антонов.
— А то нет? Есть чем встретить!
И словно подтверждая слова парня, за Хутором застучали наперебой два пулемета.
— Там место хорошее. Не пройдут, — заверил парень.
— Скачи туда, скажи — отобьют атаку и пускай отходят. В Андрияновку двинем. Как бы от лесу не отсекли…
Николай Чернавку вывел, седлать начал, но Антонов остановил его.
— Оставь. Кони есть, отбили у Маркелина… Не на себе же твои снопы возить будут.
Егор, думая о пленниках в Гольцовском сарае, взял Чернавку у брата, взнуздал, вскочил в седло.
— Ты куда? — строго спросил брат.
— Вы тут отряд ждать будете? — не отвечая, глянул на Антонова Егор.
— Тут.
— Я сейчас, — дернул поводья Егор и стукнул пятками по бокам лошади.
— Шашку забыл! — крикнул ему вслед Антонов.
Егор, пригибаясь к гриве Чернавки, влетел во двор Гольцова, соскочил. Сарай был заперт. Два антоновца стояли у избы возле оседланных коней, слушали, как за церковью на окраине Хутора стучат пулеметы, хлопают выстрелы.