«Как верно, как хорошо!» — думал Анохин, стараясь не пропустить ни одного слова. Неподалеку кто-то закашлялся, и на него сразу зашикали.
— Нельзя быть равными при разных способностях, — говорил по-прежнему тихо и убежденно Плужников. — А если от этого природного различия отказаться и всех — глупых и умных, трудолюбивых и лентяев, честных и мошенников насильно поставить на одну доску, остричь под одну гребенку, то это будет каторга, а не жизнь. Люди сбегут от такой райской жизни, потому что она пригодна для коровьего стада, но не пригодна для общества свободных людей. — Наумыч примолк на секунду, улыбнулся всем доверительно. — И третий обман. Большевики всех своих противников зачислили в буржуи, но можно жить своим трудом, быть против старого режима и быть против большевиков. Враг народа тот, кто идет против народа, приносит не пользу, а вред народу. Большевики — самые настоящие враги народа. Большевики обманывали народ, а он им поверил. Поверил потому, что при царе натерпелся горя и нужды, и теперь ухватился за сказку большевиков, суливших ему счастье и радости. Народ пошел за ними в обещанный рай, называемый ими коммунизмом. И когда собственными глазами увидел этот рай, когда на себе самом испытал счастливую жизнь в этом раю, тогда убедился, что его жестоко обманули: при большевиках осталось все то, что его давило и угнетало раньше, что теперь все это угнетает и давит еще сильнее, что большевистский режим хуже, тяжелее, невыносимее старого режима. При большевиках над всякой личностью возможно насилие, потому что где большевики, там и насилия, самые грубые, самые безобразные. Не только лишают свободы, мучают, издеваются над людьми, избивают почти на каждом шагу, убивают стариков, взрослых людей, насилуют женщин. Мы не знаем и, вероятно, никогда не узнаем всех тех несчастных, которые пали жертвою большевиков. До нас доходят только отрывочные, случайные известия, но и этих известий достаточно, чтобы сказать, что произволом и жестокостью, неуважением к человеческой личности большевики далеко опередили слуг царского правительства.
Перед глазами Анохина вставали жестокости, грабежи в Масловке Маркелина: убийство Докина, Митька Павлушина, порка у церкви Акима Поликашина. Плужников этого знать не мог, значит не один Маркелин бесчинствовал в деревнях, если об этом говорит Наумыч.
— Большевистская власть учредила особую Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией, которая прославилась своей жестокостью. Никогда еще в России не лилась кровь рекой. До того, как не было власти в руках большевиков, они требовали отмены смертной казни, а когда захватили власть, запятнали себя такими кровопролитиями, какие не видала Русь со времен монголо-татарского нашествия. Большевики обещали дать землю трудовому крестьянству. Они исполнили свое обещание, сказали: товарищи, трудовые крестьяне! Заводите комитеты деревенской бедноты, берите чужую землю, кто хочет — никто в ответе не будет!.. Но когда крестьяне взяли, пришли в деревни вооруженные пулеметами отряды и у того самого трудового крестьянина, которому только что дали землю, стали насильно забирать хлеб, скот, птицу, деньги, стали мобилизовывать мужчин на фронт. И остались в деревнях осиротелые семьи, разоренные, раздетые, озлобленные, без хлеба, без скота, без работников. Кто пострадал? Больше всего простой народ, одураченный большевиками. Он перенес больше всего страданий и несчастий от проклятых большевистских порядков, больше всего пролил своей крови, выплакал слез, больше всего испытал лишений и мук.