Лишь один из любовников и одна собака заметили быстро двигавшуюся тень. И никто больше. Только корова, должно быть, удивилась.
Стоя на одном колене около многочисленных бобовых побегов в дальнем конце Рыночной Тропы, он посмотрел на длинный прямой участок ухоженной улицы, что тянулась мимо рынка с другой его стороны. Его никто не преследовал.
Фигура с прогулочной тростью, в бордовой накидке с капюшоном, только что дошла до конца длинного-предлинного сельского рынка. Ганс в улыбке растянул губы. Да, он такой умный, такой быстрый! Он поспел как раз вовремя, чтобы…
…чтобы увидеть, как два разбойника без накидок, но в капюшонах отделились от иссиня-черной темноты на углу дома и накинулись на нее. Один двигался под углом, намереваясь схватить ее сзади, а его приятель шел к ней прямиком, по-видимому, невооруженный. Они были готовы отнять все, что у нее было, и убежать. Но она повела себя странным образом, бросилась в сторону и ткнула нападавшего тростью. Ткнула несильно, так, что Ганс увидел: не проткнула его.
В мгновение ока человек рухнул на колени. Он стал что-то бормотать, умолять, дрожать. Как бабочка в бурю на ветке. Или Этавал.
Ганс увидел (он все еще приближался), как она быстро, не профессионально-быстро, но все-таки достаточно быстро для невоенного человека, повернулась к тому, который двигался на нее сзади. Его реакция оказалась быстрой. Он пригнулся. Трость просвистела над его головой, в то время, как его товарищ что-то бормотал, о чем-то умолял, объятый презренным страхом. Разбойник еще двигался (Ганс тоже). Человек в капюшоне разогнулся и выбросил вперед правую руку, чтобы ребром ударить по ее запястью, другая его рука, сжатая в кулак, была выброшена к ее животу. Кулак белел в лунном свете, а может блестело что-то, зажатое в кулаке. Это серебристое нечто вошло в ее тело, она издала натужный, как при рвоте, горловой звук и когда падала, белая трость выскользнула из ее инстинктивно разжавшихся пальцев. Вор схватил ее.
Это было достаточно опрометчиво с его стороны, но пальцы его ухватились за рукоять трости, и она, по-видимому, не произвела на него никакого действия. Он злобно, сердито пнул жертву, может, она почувствовала это, а может быть, и нет, и рванулся к своему товарищу. Тот, стоя на коленях, вел себя, как Этавал, когда на него кричал Ганс. Он повалился навзничь и начал кататься, свернувшись «калачиком», рыдал и умолял о чем-то.
Убийца процедил какие-то ругательства и быстро повернулся к своей жертве. Она, скорчившись, умирала. Распахнув ярко-красную накидку, он сорвал с нее колье, потом с каждого уха — витые серебряные сережки-колечки, рванул небольшой кошелек, висевший на поясе. Тот не поддавался. Он срезал его одним быстрым движением профессионала с большой практикой. Выпрямившись, посмотрел по сторонам, сказал что-то своему товарищу, который, свернувшись все еще катался по земле и рыдал.