На вечерних улицах уже зажглись огни. Было необычно тепло.
До студии Зернова дошли быстро. Она находилась совсем недалеко, тоже в новом доме, на самом верхнем этаже.
В квартире была только одна большая комната с низким потолком и непривычно длинным окном. Около стен лежали подрамники, на некоторых был натянут свежий, еще не загрунтованный холст. В углу стояла широкая старенькая тахта, рядом на маленьком столике горой лежали кисти, карандаши, стояла немытая чашка из-под кофе, металлический кофейник с черными потеками, тут же на тарелочке лежали хлеб и колбаса. У окна стоял мольберт с начатой картиной, изображавшей, видимо, уголок Москвы. Несколько больших портретов маслом стояли, прислоненные к стене. Старенькие, облезлые стулья дополняли обстановку.
— Батюшки, что у нас тут творится! — схватился за голову Зернов. — И придут дамы.
Сердюк махнул рукой.
— Дело какое… А вот выпить есть у вас?
— Выпить нет, — растерянно посмотрел на Игоря Зернов. — Я как-то… признаться, запамятовал, — и тут же суетливо прибавил: — Давайте я спущусь, не возражаете?
Он опять обращался к Игорю.
— Ради бога! Вы хозяин, — улыбнулся тот. — А мы пока приберем тут.
Зернов был какой-то потерянный и нервный. И это начинало беспокоить Игоря. Тем более что тот все время настороженно следил за каждым движением Сердюка и обращался с ним как-то опасливо и отчужденно. Видимо, и Сердюк заметил эту перемену и тоже насторожился. Реплики его становились все суше и короче, безоблачное настроение явно портилось.
Когда Зернов, наконец, ушел, Сердюк задумчиво сказал:
— Хозяин наш чего-то не того. Задергался. И вообще бабами он не увлекается.
— А нам с ним детей не крестить, — беззаботно возразил Игорь. — Крыша над головой есть, и ладно.
Сердюк нахмурился.
— Ладно, да не очень.
— У вас что-нибудь получше есть? — весело осведомился Игорь. — Тогда предлагайте.
— А ты парень, я погляжу, того, — Сердюк усмехнулся. — Шустрый.
Игорь многозначительно подмигнул.
— Я не только шустрый. Я еще и деловой. И всю Москву знаю. Где чего — будьте спокойны.
Доверительный и залихватский тон его, видимо, понравился Сердюку. Он огляделся и презрительно заметил:
— Художник тоже мне! Они, говорят, тыщи гребут. А этот… с хлеба на квас. Вот сегодня я был у одного…
Он вдруг запнулся и не очень естественно воскликнул, решив, видно, перевести разговор на другую тему:
— А картин он нарисовал до черта! И сколько же за это ему платят?
— Чужие рублики считаю, когда они моими становятся, — засмеялся Игорь, тоном, однако, давая понять, что речь тут идет вовсе не о воровстве, и, в свою очередь, спросил: — А где ж это вы были сегодня?