— Вы так молчаливы, — проговорил он тихо. — Все еще чувствуете за собой вину?
Его способность читать ее мысли была поразительна, ведь он едва был с ней знаком.
— Я так устроена, ничего не могу поделать.
— Только не надо этим гордиться.
— Гордиться?
— Ставить себе в вину то, что творят другие люди, — точно такое же проявление высокомерия, как и заявление о своей высокой репутации.
— Мы несем ответственность за поступки других.
— Позвольте мне сказать откровенно, дорогая. Вы не несете никакой ответственности за то, что я сделал или сделаю в будущем.
— Но… если бы я могла остановить вас?
— Ради Бога, попробуйте.
— Ну, и кто высокомерен!
Он потянулся к ней и поймал за руку.
— О, конечно, я. Но поможет ли это вам?
Ее раздражение улетучилось, но она не могла сказать ему неправду.
— Я не уверена, что поможет.
Он услышал в ее голосе боль и внезапно пожалел, что не имеет права излечить эту боль. Или, по крайней мере, он должен контролировать себя, чтобы лишний раз не вызвать ее. Его самые надежные инстинкты оставляли его, когда рядом была она. Но понимание этого не могло помочь. Или хотя бы дать ему какую-то уверенность. Сейчас только одно-единственное и было возможно.
— Здесь я с вами распрощаюсь. Если мы больше не увидимся…
У Летти вырвался приглушенный вздох. Он был так тих, что Шип не должен был его услышать. Однако он молчал так долго, что она покраснела, опасаясь, что он подыскивает способ распрощаться, не причиняя ей боль. Прилагая все силы, чтобы голос не дрогнул, она спросила:
— Да, если?..
— Забудьте, — сказал он резко. — Забудьте то, что произошло между нами. И никогда не думайте об этом. Пусть все будет так, словно ничего не было.
— А вы так же намерены к этому относиться?
Он сжал ее руку на мгновение, потом поднес ее к своим губам и прижался к ладони Летти. Осторожно положил ее руку ей на колено. Когда он ответил, за сталью его слов звучал сдерживаемый юмор.
— Нет, — сказал он, — но у меня же нет совести.
Это была ложь. Летти знала это, когда, смотрела, как он уезжает. Она была меньше уверена, когда добралась до конюшни Сплендоры, и совсем потеряла уверенность, когда, наконец, оказалась в полной безопасности своей спальни. Забудьте, сказал он, то ли потому, что так для нее будет лучше, то ли для того, чтобы она поменьше вспомнила и рассказала властям?
Он был в безопасности, да будет это ему известно. Она и подумать не могла подойти с этим к полковнику Уорду или к шерифу. Ведь ей пришлось бы рассказать, как к ней попали эти сведения и почему она может так подробно описать Шипа, его рост, телосложение и все остальное. Было и еще кое-что, что она действительно не хотела и не могла рассказать ни одной живой душе.