— Я знаю, что вы недолюбливаете ваших невесток, — перебил дочь Филипп. — Но причина вашей неприязни…
— Моя неприязнь имеет основания, отец, — заявила Изабелла, гордо вскинув голову. — Личное счастье для королей — ничто, если речь идет о защите их чести. Об этом вы тоже часто говорили мне, отец. Позвольте открыть вам правду, которую от вас скрывают…
Изабелла прервалась, словно ожидая слов одобрения, но король молчал.
— Мне стало известно, — продолжила она спустя мгновение, — что Маргарита и Бланка взяли себе в любовники братьев д'Онэ, конюших графа Пуатье и нашего дяди Карла Валуа. Что касается Жанны, то никто не может назвать имени ее любовника, но скорее всего лишь потому, что она более ловко скрывает свою тайну. Однако доподлинно известно, что она поощряет забавы сестры и кузины, покровительствует им, помогает устраивать свидания с любовниками в Нельской башне. Об этом говорит весь двор, и только вы еще не…
— Доказательства, Изабелла! У вас есть доказательства? — перебил дочь Филипп Красивый и предостерегающе поднял руку.
И тогда английская королева рассказала ему историю с золотыми кошелями.
— Я собственными глазами видела у поясов братьев д'Онэ свои подарки, — закончила Изабелла.
Король молча поднялся с кресла. Изабелла ждала.
— Пойдемте, — вдруг произнес Филипп. — Пойдемте к ним.
Он резким движением распахнул дверь и пропустил дочь вперед. По длинному темному коридору они прошли в другое крыло замка Мобюиссон, где помещались покои трех королевских невесток.
— Не изволите ли, — без всяких вступлений потребовал король, — показать мне кошели, которые вам подарила английская королева?
— Я… я оставила свой в Париже, — пролепетала Жанна.
— И я…
— И я тоже… — подхватили Маргарита и Бланка.
— Ну что ж… Раз вы оставили кошели в Париже, мы попросим братьев д'Онэ съездить за ними, — заявил Филипп Красивый, открыл дверь и велел привратнику немедленно позвать обоих конюших.
Готье и Филипп д'Онэ, на долю которых выпало радостное детство и безоблачная юность, привыкли удовлетворять самые тщеславные свои желания и по праву считали себя баловнями судьбы. Немудрено, что пытки быстро сломили их. Накануне гарцевавшие в королевском кортеже, наутро они потеряли человеческий облик.
Гийом де Ногарэ, жестокий и поразительно бесчувственный исполнитель королевской воли, ухитрившийся получить от рыцарей-тамплиеров самые невероятные показания, знал, как развязывать языки.
«Тамплиеры держались достойнее», — подумал он, бросив последний взгляд на истерзанные тела братьев д'Онэ, и, больше не оборачиваясь, вышел прочь из пыточной камеры.