— Помни об отце! — крикнул какой-то человек, по виду дворянин. — Отомсти французам за нашего храброго Гарри!
Стража кинулась в толпу, повинуясь гневному приказу короля, однако крикуна и след простыл, а лондонцы расступались перед солдатами очень неохотно. Они явно не желали, чтобы незнакомца нашли и арестовали за возмущение общественного спокойствия.
— Но ведь ваш батюшка скончался от желудочных колик, — сказала Маргарита мужу, едва они оказались в своих апартаментах. — Отчего же вас призывают отомстить за его смерть?
Генрих, утомленный долгой поездкой верхом, сел на стул с неудобной прямой спинкой (Маргарита покосилась на него недовольно: к чему держать такую мебель, когда есть кресла с мягкими сиденьями или на худой конец табуреты, обтянутые парчой?) и кивнул слуге. Тот, встав на колени, принялся ловко расстегивать цепочки, с помощью коих подтягивались к икрам на удивление длинные, в два раза длиннее, чем подошвы, носки модных государевых башмаков. Когда наконец на ногах короля оказались удобные домашние туфли, он вздохнул с облегчением, отослал лакеев и пажей прочь и с легким упреком в голосе обратился к жене:
— Не надо впредь обсуждать прилюдно наши семейные дела, дорогая! Что же до моего отца, то вы знаете, надеюсь, сколь неожиданно он покинул этот мир. Это произошло вскоре после битвы при Азенкуре, в которой Англия одержала блистательную победу… ну-ну, не хмурьтесь, ведь вы теперь англичанка и не должны сожалеть о разгроме французов… Итак, батюшка скончался в Венсене, и тогда поговаривали о том, что его отравили. Я, правда, надеялся, что эти прискорбные слухи навсегда ушли в прошлое, но, как видите, народ ничего не желает забывать.
— Но я же не виновна в гибели вашего отца, Генрих! — проговорила Маргарита, глотая слезы обиды. — А этот человек сегодня… тот, что призывал к мести… смотрел на меня, как на убийцу!
— Не преувеличивайте, — улыбнулся король, но улыбка у него вышла печальная.
Маркиз Суффолк, которому Маргарита пожаловалась на недостаточно теплый прием, оказанный ей лондонцами, утешил государыню и, кипя от возмущения, отправился к кардиналу Винчестерскому.
— Нрав толпы изменчив, — ответил старик, выслушав сетования маркиза. — И нам надо пользоваться этим… в подражание Глочестеру.
— Значит, милорд, — уточнил дотошный Суффолк, — вы полагаете, что это дело рук вашего племянника?
— Вне всяких сомнений, — кивнул герцог. — К сожалению, государыня обошлась с Глочестером слишком сурово, а он не забывает оскорблений.
— Она же королева! Если она так разговаривала с герцогом, значит, он это заслужил, и у него нет никакого права обижаться! — сказал Суффолк убежденно.