Гортензия инстинктивно отступила на шаг, чтобы не умножать этот страх, ибо в поведении юноши было нечто, возбуждавшее такую жалость, что она тотчас приняла его сторону. Беглец явно боялся замка или кого-то в замке, между тем как сама Гортензия не была уверена, не следует ли опасаться здесь всех и каждого.
Повинуясь инстинкту, она быстро закрыла окно, заслышав за спиной легкое поскрипывание дверных петель, а затем обернулась. Годивелла с дымящимся ковшом в руках как раз входила в комнату.
Видя, что Гортензия уже на ногах, она удовлетворенно скривила губы, что при большом желании можно было принять за улыбку.
— Ах, вы пробудились, госпожа! Желаю здравствовать!..
— Доброе утро, Годивелла.
— Быстро одевайтесь и спускайтесь на кухню завтракать. Это в конце прихожей, по левую руку. Вам придется довольствоваться этим местом: со стола в большой зале уже давно убрано.
— Вы бы меня разбудили. В котором часу нужно спускаться к завтраку?
— К семи. Господин маркиз очень блюдет точность, но нынче утром он приказал позволить вам выспаться. И я принесла вам горячей воды! — прибавила она с нажимом, что подразумевало неслыханную роскошь. Это заставило Гортензию улыбнуться.
— Вам незачем так утруждать себя. В монастыре монахинь Сердца Иисусова мы признавали только холодную воду. Да и дома было так же. Моя мать заботилась, чтобы мои привычки, приобретенные в пансионе, не менялись, а гувернантка следовала ее приказаниям.
— У вас есть гувернантка? Почему же она не приехала с вами?
— У меня была гувернантка. Она исчезла, как видение, в тот день, когда…
Она умолкла, не в силах продолжить фразу, но Годивелла, обладавшая более тонкими чувствами, нежели могло показаться на первый взгляд, не стала ничего спрашивать. Она лишь сказала:
— Поторопитесь, госпожа. Господин маркиз желает показать вам замок, когда вы поедите.
— Тогда, пожалуй, я только выпью немного молока. И потом, Годивелла, не могли бы вы называть меня не «госпожа», а «мадемуазель Гортензия», как положено в обычных домах? Вам ведь известно мое имя?
— Известно, госпожа, но господин маркиз запрещает звать вас так. Ему это имя не нравится…
— Как я посмотрю, здесь меня не ожидает легкая жизнь, — вздохнула девушка. — В таком случае порешим, что я вам ничего не говорила…
— Хотите, я помогу вам причесаться? — спросила кормилица, кивнув на тяжелые волны волос льняного цвета, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам Гортензии.
— Нет, спасибо. В монастыре нас научили и причесываться без помощи прислуги.
Через двадцать минут умытая, одетая и причесанная, с длинными, туго заплетенными косами, падавшими на спину, Гортензия спустилась по лестнице. Она сделала лишь несколько шагов вниз, когда до нее донесся громкий, к тому же усиленный спиралью каменного раструба лестницы голос маркиза: