Как и говорила Годивелла, мадемуазель де Комбер была отнюдь не юна. Об этом свидетельствовали серебряные пряди, резко выделявшиеся в ее густых темных волосах, однако определить точный возраст гостьи было бы затруднительно. Высокая и тонкая, она обладала самой изящной талией, какую Гортензия когда-либо видела, и кожей, свежей, как только что распустившийся цветок. Красиво очерченные пунцовые губы приоткрывали в улыбке ровные белые зубы, черные глаза излучали лукавый блеск. Короче говоря, мадемуазель Комбер обладала очарованием, в котором ее естественная грация и вкус в выборе нарядов, отнюдь не выглядевших провинциальными, играли не последнюю роль. Ее плащ с пелериной из прекрасного полотнацвета зеленого мха, отороченный рыжей лисой, и бархатная шляпка того же цвета с целым каскадом блестящих петушиных перьев удивительно шли ей и подчеркивали свежесть лица.
Завидев Гортензию, она почти бегом преодолела последние метры пути и, легонько оттолкнув Годивеллу, явно не расположенную дать ей пройти, воскликнула:
— Дорогая, подвиньтесь же! Вы загородили вход и скрываете от меня молодую особу, с коей я спешу познакомиться! Позаботьтесь-ка лучше, чтобы сюда доставили кресло и перенесли в нем господина Этьена!.. — Меж тем она овладела обеими ладонями девушки, в ее позе все выражало искреннюю радость и порыв. — Так вы и есть Гортензия? Дорогая, вы совершенно такая, какой я вас вообразила, а это случается не так уж часто! Конечно, мне говорили, что вы похожи на мать, но, надеюсь, вы не сочтете за лесть, если я скажу, что во многом вы ее превосходите!
Верная урокам светской благопристойности, преподанным в монастыре, Гортензия попыталась присесть в неглубоком реверансе, однако мадемуазель де Комбер не позволила ей этого, поцеловав в обе щеки. Почти позабыв запах сладких духов — последний раз она вдыхала их, когда целовала мать, — Гортензия вполне оценила тонкий аромат розы, приятное напоминание о цивилизованном мире, с которым, как ей представлялось, она была навеки разлучена. И потому с ответной радостью поцеловала гостью и улыбнулась ей.
— Вы хорошо знали мою мать, мадемуазель?
— Зовите меня Дофиной! Ваша матушка обращалась ко мне именно так, а чтобы вам стало ясно, знайте, что она родилась у меня на глазах. Ведь я старше ее, вам это известно?
Гортензия подумала, что по виду этого не скажешь, и со всей наивностью произнесла свою мысль вслух, чем вызвала у Дофины взрыв смеха; смеялась она звонко, чисто и гак заразительно, что Гортензия чуть было не присоединилась к ней.
— Да вы просто прелесть! Однако давайте взглянем, что поделывают остальные.