— И вас так запросто пропустили в Бастилию и показали труп несчастного Турнемина?
— Это было нетрудно. Я хорошо знаю капеллана Бастилии господина Фаверли, я сказала ему, что я твоя родственница и хочу немного помолиться у тела. Святой человек нашел мое желание естественным. Я принесла цветы, и он проводил меня в низкую комнату в подвале, где лежало тело. Часовой не хотел меня пропускать, говоря, что это ужасное зрелище, особенно жестокое для женщины, но я настояла, и, в конце концов, меня пропустили…
Она замолчала, закрыла лицо руками, словно хотела спрятаться от ужасного воспоминания.
— Это было страшно, никогда бы не подумала, что это так страшно… Мне сказали, что ты разбился, падая с башни, когда часовой подстрелил тебя. Лицо покойника превратилось в месиво, узнать его было невозможно.
Ее волнение, такое искреннее, заставило Турнемина смягчиться.
— Как же вам удалось определить, что этим трупом был не я?
Она повернула к нему свою гордую голову, сверкнула полными слез глазами.
— Я могла не узнать твое лицо, но не твое тело. О, как хорошо я знаю твое тело! С покойника сняли мокрую и порванную одежду, он лежал голый под простыней, которую я как бы случайно скинула в порыве скорби или счастья… Это был не ты! Никогда его тело не обладало моим, никогда я его не ласкала… Но успокойся, я хорошо играла свою роль: я пролила слезу, положила цветы, прочитала молитву, а потом закрыла лицо вуалью, чтобы никто не увидел, какую радость и облегчение доставило мне посещение Бастилии.
Теперь я знала, что ты жив и я тебя увижу…
Турнемин улыбнулся.
— Очень трогательно! Ну что ж, вы меня увидели, обман удался. Вы довольны?
— Это не обман. Мосье действительно готовит убийство королевы и наследников.
Ее голос звучал так странно, что Жиль не знал, шутит она или нет. Он склонился к ее бледному лицу и не увидел ни радости, ни иронии.
Целую минуту они смотрели друг другу в глаза.
— И вы, — прошептал Турнемин, оторвавшись от ее страстного и нежного лица, — вы, его любовница, пришли ко мне рассказать об этом замысле?
— Да, я!
— Почему?
— Потому что я люблю тебя!
Турнемин улыбнулся и пожал плечами.
— Да что вы говорите! А еще совсем недавно вы уверяли меня, что любовь — это забава глупцов и черни и что главное в жизни — это удовлетворение желания… А теперь?
— Да, правда, я говорила так, не отрицаю.
Пока мое сердце молчало, я не верила в любовь.
Но теперь верю.
— Браво! И мне вы обязаны своим замечательным открытием?
— Если хочешь, смейся! Насмехайся надо мной!
Я почувствовала всю силу своей любви в то ужасное утро, когда мне сообщили, что ты убит при попытке бегства. Я почувствовала страшную боль, словно во мне рвались какие-то невидимые нити… Мне не важно, веришь ты мне или нет. Моя Любовь родилась в муках, словно слишком большой младенец, что, убивая мать, выходит на свет Божий. Никогда больше я не спутаю любовь с простым удовлетворением. Хотя, — добавила она низким и глухим голосом, эхом отозвавшимся в сердце Турнемина, — никогда еще я так сильно тебя не желала!