Один из слушавших его буржуа, подняв голову и заложив руки за спину, принялся хохотать и оборвал его на полуслове:
— Мы? Ты преувеличиваешь, приятель! Ты говоришь нам о вещах по меньшей мере двадцатилетней давности! Не похоже, чтобы ты сам успел от них потерпеть:..
— Еще во чреве моей матери я знал, что такое несправедливость! — величественно заявил юноша. — И как бы я ни был молод, я чувствовал, что день, когда мы воздали по справедливости этой собаке Арманьяку, — был великий д'О — Но во всяком случае, мы, школяры, намерены сохранять верность нашему другу, нашему отцу, монсеньеру Филиппу герцогу Бургундскому, да хранит его Бог, и мы должны. Но буржуа хотел еще что-то сказать:
— Эй! А кто говорит о том, чтобы быть неверным? Ты что-то отстал, Готье де Шазей, или ослеп? Ты что же не видел, как все эти дни рядом с монсеньером де Ришмопом маячит знамя мессира Жана де Вилье де л'Иль Адана и сам его владелец, который командует здесь бургундскими отрядами, прибывшими оказать поддержку, чтобы вымести англичан? Если коннетабль оказывает сегодня все почести своему предшественнику, то делает это по правилам вежливости и в согласии с Бургундией…
— Принципиальное согласие, вынужденное согласие! Сеньор де л'Иль Адан не хочет брать на себя ответственность и ломать первым совсем новый пергамент, на котором еще не высохли чернила договора в Аррасе. Я уверен, что он принял это соглашение вынужденно и что ему будет приятно услышать голоса здравомыслящих людей. Сейчас мы отправимся в Сен-Мартен-де — Шан, чтобы они знали, что мы думаем о подобном кощунстве…
Катрин, слушавшая до этого речь юноши с некоторым презрением, почувствовала, как в ней что-то шевельнулось, когда буржуа произнес имя студента.
Его звали Готье. А это имя, имя лучшего друга, которого она когда-либо имела, оставалось всегда дорого ее сердцу. И было еще что-то, что смутно напоминало… высокий рост или что-то в фигуре, особенно если бы он был мощнее и шире… цвет волос, таких же рыжих и прямых, как у Готье Нормандца. У того тоже были серые глаза, только более светлого оттенка…
И потом… то же неистовство, та же ярость молодости, та же готовность к борьбе, драке — то, что всегда било ключом в сильном лесничем с Лувье.
Это тоже было похоже. И наконец, имя Шазей кое о чем говорило. Катрин вспомнила, как через несколько дней после сожжения Жанны д'Арк, она оказалась в разгаре жаркого лета с Сарой и Готье в осажденном чумой Шартре. Им помог выбраться один человек, указав на перегородившую реку решетку. Это был худой мальчик с лукавым видом, одетый в красное, которого звали Ансельм л'Арготье. Он им сказал: