Один из лучников ударил девицу, да так сильно, что у нее перехватило дыхание, и она согнулась от боли.
— Пошла, бесстыдница! Или… Он не успел докончить свою угрозу. Молодой Шазей поднял руку и бросился на солдат с выкриком:
— Вперед, ребята! Покажем этим невежам, что ученики Наваррского коллежа не дают в обиду своих друзей.
В одну секунду завязалась драка. Лучники имели при себе оружие, которым, правда, почти не могли пользоваться в рукопашной драке, и были одеты в кожаные куртки со стальными пластинками; но студентами двигала ярость, и дрались они отчаянно.
Тем не менее бой был слишком неравным. Вскоре земля была усеяна полдюжиной полуживых школяров с окровавленными носами и рассеченными бровями. Другие обратились в бегство, и, когда восстановилось спокойствие, Катрин, следившая за сражением больше с веселым любопытством, нежели с боязнью, заметила, что узница исчезла во время стычки, но зато ее место занял молодой Готье. Сдерживаемый двумя солдатами, он выкрикивал обвинения и ругательства, ссылаясь на университетские вольности, в то время как третий солдат его связывал.
— Я буду жаловаться! — рычал Готье. — Наш ректор будет протестовать, и монсеньор епископ встанет на мою защиту. Вы не имеете права…
— Известно, что школяры на все имеют право, — парировал сержант, командовавший отрядом. — Но только не нападать на стражу с целью освобождения пленницы. И я бы посоветовал твоему ректору держаться смирно, если он не хочет неприятностей. У мессира Филиппа де Тернана, нашего нового прево, тяжелая рука.
Имя поразило Катрин, так как это было бургундское имя. Раньше в Дижоне или Бурже она часто встречала сира де Тернана, который был одним из близких друзей герцога Филиппа. Он действительно был беспощаден. Но это был человек незаурядной доблести и честности. И вот теперь прево Парижа? Парижа, освобожденного людьми короля Карла! Решительно все встало с ног на голову. Безжалостная гражданская война, в течение стольких лет сталкивавшая арманьяков и бургиньонов, наконец закончилась.
Думая, что, может быть, она смогла бы стать чем-нибудь полезной неугомонному школяру, она приблизилась к сержанту, который выстраивал свой отряд.
— Что вы собираетесь делать с пленником, сержант? — спросила она.
Тот обернулся, посмотрел на нее, потом, по-видимому удовлетворенный осмотром, улыбнулся и пожал плечами:
— То, что делают обычно с ему подобными, когда они слишком шумят, мой юный дворянин: посадить прохладиться. Ничто так не остужает горячую голову. Камера, чистая вода и черный хлеб в подобных случаях творят чудеса.