Слезы тихо текли из закрытых глаз, горячие и соленые; собирались в уголках дрожащих губ. Смотревшие на нее мужчины едва осмеливались дышать из боязни нарушить эту мучительную задумчивость. Они смотрели друг на друга, убежденные, что Катрин забыла о них.
Но вот она вернулась к реальности и, не открывая глаз, спросила хриплым голосом:
— Это его, не правда ли… Гийома Легуа убил мой муж? Это был не вопрос. Она знала своего мужа, его ярость и непреклонность.
— Да, это так. Мы успели вмешаться, чтобы он не убил Кошона. Он заколол мясника и уже повалил епископа, приставив колено к груди и сжимая железной перчаткой горло.
Катрин открыла глаза и буквально взорвалась:
— А! Так вы успели вовремя! И вы этим гордитесь? Гордитесь тем, что спасли эту свинью, это чудовище, которое сожгло Жанну! Вы не только не должны были ему помешать, но вы сами должны были его повесить на первой же виселице. Что же касается моего супруга, то знайте, что я не только не упрекаю его в том, что он сделал, но я сделала бы то же самое… и даже что-нибудь похуже, так как это был только суд, истинный, простой и справедливый суд! Какой Уважающий себя мужчина может скрестив руки и с холодным сердцем спокойно наблюдать, как мимо него проходит Убийца его брата? Уж во всяком случае, не мой муж! У всех Монсальви горячая, страстная, благородная кровь, которую °ни без колебаний готовы пролить за своего короля и за свою страну.
— Я не говорил обратного, — проворчал Тристан, — и в армии все давно знают, что у вашего супруга самый что ни на есть вспыльчивый характер. Но почему, в самом деле, он не сказал, что связывает вас с этим Легуа, и обо всем том зле, которое он вам причинил? Когда его арестовали, он уперся и только выкрикивал, что этот Легуа подлая тварь, что он осудил его по справедливости.
— Если бы он это сказал, изменилось бы что-нибудь в этом случае? Вы находите, что мой муж может гордиться подобным родством? Поймите, Тристан, он не любит вспоминать, что я родилась в лавке на Мосту Менял, в семье золотых дел мастера, с душой и руками ангела, но без грамма дворянской крови.
— Он не прав, — буркнул Тристан, — хотя я и понимаю его. Я же вас полюбил еще больше. Но крупные феодалы невыносимо заносчивы. Они легко забыли, что во временя Меровингов их предки были полудикими мужиками, только еще более неуживчивыми, чем их соседи. Дворянство они подхватили как болезнь. Но не только не выздоровели а передали своим потомкам, и в более тяжелой форме право вершить суд! Именно этой привилегией они больше всего дорожат… той, что толкнула мессира Арно нанести удар, несмотря на приказы коннетабля.