— Каким бы он ни был, я благодарю вас, Рено! Но кто предупредил вас о моем прибытии?
— Эта длинная фламандская жердь, которая служит сторожевым псом коннетаблю, — бросил сир де Ладинас с презрением, которое не понравилось Катрин.
— Мессир Эрмит — наш давний друг, — сухо сказала она. — Ваше присутствие здесь тому доказательство. И я хочу вам посоветовать, мессир Альбан, уважительно относиться к человеку, который выполняет функции командующего артиллерией.
— Вот еще! Артиллерия! Велика важность: бронзовые глотки, из которых ядра падают куда попало! Это не стоит сильного эскадрона…
Не желая вступать в полемику о сравнительных достоинствах пушек и всадников, Катрин, отчаявшись увидеть Беранже, обвела всех присутствующих взглядом и спросила:
— Час аудиенции близится, господа! Кто из вас предложит мне руку, чтобы пройти к коннетаблю?
Началась страшная суматоха. Каждый предлагал себя, и спор мог вылиться в драку, если бы громкий голос не перекрыл общего шума:
— С вашего разрешения, мессиры, это буду я!
В одну секунду воцарилось молчание. И подобно волнам Красного моря, отступившим по зову Моисея, людской водоворот разделился надвое, и в проходе появился человек без доспехов и сделал шаг вперед.
Он был одет в великолепную короткую куртку из зеленого бархата и туго обтягивающие ноги черные штаны-чулки. Сквозь прорези широкого черного бархатного плаща, Расшитого золотом, виднелась подкладка из зеленой тафты, па шее висела тяжелая золотая цепь. И наконец, шаперон — Широкая шляпа в форме тюрбана, чей длинный, опускавшийся на плечи хвост поддерживал золотой грифон, довершала костюм, на которым все эти провинциалы, одетые в стальные доспехи и грязную кожу, смотрели с восхищением.
И в самом деле все уважали и любили того, кого в армии с суровой нежностью называли просто Бастардом, как будто он был единственным в своем роде. Его настоящее имя было Жан Орлеанский, история назовет его по имени графства Дюнуа17. Но для женщин, которых он весьма жаловал своим вниманием, он был прежде всего одним из самых обольстительных мужчин, полный очарования, доблести и благородства… И хотя на его почти королевском гербе серебряная полоса шла наискось из левого верхнего угла в правый нижний18, сын Людовика Орлеанского, убитого у потерны Бар-бет в Париже, и прекрасной Мариетты Энгиенской был на положении принца. В отсутствие своего сводного брата Карла, титулованного герцога, все еще находившегося в английской тюрьме, именно он управлял городом и землями Орлеанского дома, ко всеобщему удовлетворению.