— Но все же вы мне так и не сказали, что я могу сделать для вас? — спросила снова Катрин.
Готье перестал вытирать с помощью салфетки нос Беранже и, став внезапно серьезным, повернул лицо к молодой женщине. Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Вы действительно хотите что-нибудь сделать для меня, мадам?
— Конечно же, я этого хочу!
— Тогда увезите меня! Беранже сказал, что вы завтра уезжаете…
— Чтобы я вас увезла? Вы в самом деле хотите покинуть Париж?.. А… Наваррский коллеж? Как же ваши занятия? Лицо студента сморщилось под веснушками.
— С меня довольно… как занятий, так и самого коллежа. Я ненавижу греческий, латынь и все остальное. Бесконечно корпеть над старыми рукописными фолиантами, пыльными и тяжелыми, как черт знает что, проводить целые дни, сидя на соломе, пить воду и подыхать с голоду десять месяцев из двенадцати, получать удары хлыстом, как какой-нибудь мальчишка, когда учитель не в духе. Вы считаете, это жизнь для мужчины? Мне девятнадцать лет, мадам… и я умираю от скуки в этом коллеже. От скуки… и от бешенства!
Этому гневному крику студента ответил другой, почти негодующий голос пажа:
— Но я-то именно об этой жизни и мечтал! Учиться и стать умным, ученым! Вот уже годы, как я этого жажду!
— Несчастный глупец! — проговорил Готье с презрением. — Сразу видно, что ты не знаешь, о чем говоришь. Хороша жизнь, нечего сказать! У тебя есть свежий воздух, вольное небо, горы, равнины, ручьи, весь мир! Сейчас ты паж, но потом будешь иметь право носить оружие и станешь оруженосцем, потом рыцарем, капитаном, быть может, то есть гордым, уверенным, непобедимым мужчиной.
— Но я ненавижу войну, оружие и все, что с этим связано. Я ненавижу заносчивость капитанов, их жестокость, страдания бедных людей! — вдруг выкрикнул паж, покраснев. — Как можно хотеть провести всю жизнь в сражениях, убивая других?
— А вот после того как проведешь годы, бубня Сократа, Сенеку или Катона Старшего, не будучи с ними согласным! Я так больше не могу, и, раз я не хочу быть ни кюре, ни магистратом, я хочу уйти. Увезите меня, госпожа! — добавил он умоляюще. — Я сильный, смелый, думаю, что высокопоставленной даме опасно разъезжать по дорогам в сопровождении одного только сосунка!
— Я не сосунок! — возмутился Беранже. — Я уже сражался против настоящих воинов. Спроси госпожу Катрин!
— Это правда, — подтвердила Катрин с улыбкой. — Беранже вел себя как доблестный рыцарь в одной сложной ситуации.
— Вот это добрая новость! — воскликнул студент, хлопнув приятеля от всей души по спине. — Мы могли бы пофехтовать вместе… если твоя хозяйка не откажется от меня. Если же нет, — добавил он со странной улыбкой, в которой ирония не могла скрыть меланхолии, — мне все равно придется уйти отсюда… и я стану бродягой.