За ним ехало только несколько всадников, точно повторяя его поведение, тесно окружив лошадей Катрин, Готье и Беранже, как бы мешая им бежать.
Наконец они приблизились к мосту, чья поросшая мхом арка перешагивала через быстрый речной поток. Над ними как скала возвышался замок. Не видно было никакого признака жизни. Немой, темный и закрытый, похожий на гробницу под огромным поднятым мостом, он хранил устрашающее величие уснувшего Бога.
Тогда Арно, который во время всего пути ни разу не разжал зубы, подъехал к Катрин. Он был еще бледнее, чем утром, и в тени каски его серого оттенка лицо казалось лицом призрака. Железной перчаткой он указал на молчаливый замок.
— Вот цель твоего путешествия, — сказал он мрачным голосом. — Тебя ждут там! И здесь мы расстанемся…
Потрясенная, она резко повернула к нему голову. Но он не смотрел на нее, она увидела только упрямый профиль, жесткие черты и горькую складку рта, сжатого настолько, что он превратился в одну тонкую линию.
— Что ты хочешь сказать? — спросила она глухо.
— Что пришел час выбора для тебя…
— Выбирать?
— Да: между прошлой и настоящей жизнью. Или ты отказываешься войти в замок, или отказываешься от своего места подле меня… навсегда!
Она ужаснулась перед требованием, которое ничем нельзя было оправдать.
— Ты сошел с ума! — вскричала она. — Ты не можешь требовать этого от меня. Ты не имеешь права.
— У меня все права на тебя. До настоящего времени ты моя жена.
— Ты не тот, кто может мне помешать в последний раз видеть мою умирающую мать, вернуться к ней, чтобы отдать ей последний долг.
— Действительно, но при условии, что речь идет о твоей матери. Однако я знаю, что это не так. Тебя ждет не она, там твой любовник.
— Это ложь! Я клянусь тебе, что это не так! О Боже!.. Как сделать, чтобы ты понял… чтобы убедить тебя? Послушай, дай мне войти, только войти, обнять ее в последний раз… Потом, клянусь тебе моими детьми, я выйду.
В первый раз он повернул к ней глаза, посмотрел на нее минуту, и Катрин была поражена его трагически пустым взглядом. Он устало пожал плечами.
— Может быть, ты и искренна. Но я знаю, что если ты войдешь, то больше не выйдешь. Они затратили слишком много усилий, чтобы ты приехала сюда. Тебя не выпустят.
— Тогда пойдем со мной. После всего для моей матери ты стал сыном, даже если и стыдишься этого. Ты был с ней добр когда-то, любезен, даже нежен. Она будет счастлива видеть нас вместе. Почему бы тебе тоже не сказать ей последнее «прости»?
Ее бледные щеки покрыл слабый румянец, и глаза загорелись надеждой. Но Арно начал смеяться, и это был самый жесткий, самый сухой и самый трагический смех, какой только мог быть.