Эти слова, а точнее, то, что под ними подразумевалось, удвоило ужас Жерве.
— Смилуйтесь! — забормотал он. — Не убивайте меня! Бедный, с влажным ртом, струйками пота, стекающими по его небритым щекам, он пускал слюни и бился в омерзительном припадке.
Катрин поежилась от отвращения.
— А на каком основании мне тебя щадить? Однажды тебе было оказано снисхождение, и это было лишним, потому что ты привел к нам эту банду голодных волков.
— Это не я!
— Не ты! — вскричал отец Бертиль. — Дайте его мне, госпожа Катрин. Клянусь вам, что через несколько минут он запоет другую песню!
— Я хотел сказать, — поспешил исправиться Жерве, — что не я подал им мысль прийти сюда. Они думали об этом, начиная с большого осеннего праздника. Я не знал их планов, когда они меня подобрали там, в горах, полу замерзшего и умирающего от голода.
— Но ведь именно ты им сказал, что мессир Арно уехал со своими людьми, — уточнил аббат Бернар. — Это одно и то же! А может быть, и еще хуже, так как без тебя женщины, старики и дети этого города не подвергались бы теперь такой страшной опасности.
Жерве подполз к нему на коленях:
— Ваше преподобие!.. Вы священник, благочестивый человек… Милостивый человек!.. Сжальтесь надо мной! Я молод! Я не хочу умирать! Скажите им, чтоб сохранили мне жизнь!
— А несчастный брат Амабль? — проворчал Гийом Бастид. — Он также не был стар. Ты просил своих друзей Апшье, чтобы ему сохранили жизнь?
— Я не мог ничего сделать! Кто я такой, чтобы давать советы сеньорам? Я для них только презренная неотесанная деревенщина.
— Для нас тоже! — буркнул кузнец. — Но хоть ты и деревенщина, а, должно быть, им весьма полезен и был хорошо принят, ведь как ты нагло выставлялся в тот вечер, когда они здесь появились…
— А второй гонец, Жанне… Тот, кого ты поджидал, как и в эту ночь, у выхода из подземного хода, — добавил Бастид. — он-то еще жив, я надеюсь?
Теперь вокруг несчастного обвинения свистели как стрелы, и под этим страшным огнем Жерве сгибался все больше и больше, убирая голову в плечи, закрываясь, как от роя жалящих ос, не пытаясь больше ни отвечать, ни защищаться Катрин дала им волю и сидела, не вмешиваясь. Ненависть и бешенство, исходившие от этих людей, довели до высшей стадии ужас пленника, а это было как раз то, что нужно.
Сидя на своем табурете, дрожа под густым мехом, Катрин неприятно было смотреть на эту тряпку, это ничтожество, ползающее у нее под ногами. Подобная трусость вызывала у нее тошноту. Однако из этого запуганного трупа надо было еще выудить правду…
Почувствовав, что он доведен до предела, Катрин подняла руку и этим простым жестом, полным величия, заставила замолчать всех, потом носком ботинка она дотронулась до плеча человека, вжавшегося в пол.