— Не надо, не надо, пожалуйста!
Роберт невольно ослабил объятия, и тело девушки изогнулось в стремлении освободиться, тело, которое в этот миг пребывало в полном согласии с рвущейся на волю душой.
— В чем дело?! — с холодной яростью произнес мистер О'Рейли.
Тина встретилась со взглядом его ледяных глаз: он был взбешен.
— Я… я плохо себя чувствую! — пролепетала она и тут же стыдливо прикрылась.
Роберт вскочил и нервными шагами быстро прошелся по комнате. Лицо его покраснело, он не мог унять бушевавшую ярость.
— Послушай, девочка! Знаю, тебе всего шестнадцать, но ты же вышла замуж, значит, должна кое-что понимать! Я же мужчина, в конце концов, а тебе давным-давно пора чувствовать себя замужней женщиной, женщиной, а не девчонкой! Сначала ты трясешься от страха, заставляешь меня чувствовать себя растлителем малолетних, — Роберт повторил слова Конрада, — а теперь заявляешь, что заболела! Ты притворяешься, я уверен! Ведешь себя так, словно перед тобой насильник, тогда как я всего лишь твой законный муж, которому ты дала перед Богом клятву! Я женился на тебе не только ради совместных прогулок, бесед, обедов и…
— Нет, — прошептала Тина, прерывая его многословную речь, — я не притворяюсь. Я виновата, простите, но я правда не могу!..
— Черт возьми! — вырвалось у Роберта. — Ты только и знаешь, что извиняться — это же проще всего!
Потом, несколько успокоившись, сухо произнес:
— Ладно, раз ты нездорова, я ничего не могу поделать, но учти: после не приму никаких отговорок и ни на минуту не останусь больше в этом дурацком положении! Поняла?
— Да, — прошептала девушка дрожащими, непослушными губами. Широко распахнутые глаза ее были полны слез.
Заметив это, Роберт неожиданно мягким голосом прибавил:
— Спокойной ночи, Тина. Ничего, я готов подождать, ведь я люблю тебя!
Но она почему-то уже не верила в это.
Утром Тина по давней привычке проснулась рано, за час до рассвета — время, как говорят, еще более таинственное, чем полночь: в природе, лишенной привычных красок, царит мнимая неподвижность, созерцательность полусна, когда грань между явью и грезами кажется хрупкой, как яичная скорлупа. Девушка встала и посмотрела в окно на серебристо-серую поверхность океана и темные, четко выделяющиеся на фоне бледного неба силуэты гор.
Звезды гасли одна за другой, словно за тайной полупрозрачной стеной некто невидимый задувал желтые свечи. Кто правит миром в этот час, Бог или Дьявол? Тине казалось, что для тех, кто там, на небесах, земля — огромное зеркало, в которое они смотрят в предрассветные минуты, и оно являет им все картины времени от прошлого до нынешнего восхода. Не закрывают ли они руками в ужасе искаженные лица при виде горестей и бедствий, царящих на земле?