— С тобой говорили люди из Департамента по иммиграции?
— Что?
— После того как они арестовали Ромеро и Дартеза за то, что те переправляли в страну нелегалов из Колумбии? Ты должен об этом знать. Об этом все знают.
— Ты про... этих нелегалов?
— А то ты не понял.
— Послушай, если хочешь поговорить о латиносах, это не ко мне. Новый Орлеан кишит ими. Правительству давно пора погрузить их на корабли и отправить обратно.
— Самое странное в этом аресте то, что оба явно на кого-то работали. Однако их не посадили и ни один не предстал пред светлые очи Большого жюри. О чем это может говорить?
— Ни о чем. Мне плевать на этих парней.
— Я полагаю, что они стали сотрудничать с федералами. Если бы они работали на меня, мне бы это явно не понравилось.
— Ты что, думаешь, я стану слушать, что говорят обо мне всякие недоумки? Да я был бы сейчас никто, если бы боялся Управления по борьбе с наркотиками, департамента или засранцев типа этого Майноса Дотрива, которые ни хрена не могут доказать, но вдобавок умудряются пороть чушь газетам и всяким недоумкам, которые это глотают.
Его глаза сверкали, кожа вокруг рта была жесткой и бесцветной.
— Я не понимаю тебя. Я вообще не понимаю, что творится в твоей голове, Бубба.
— Ну, раз так, я не знаю, что, черт подери, тебе еще нужно.
— Взаимопонимание — это улица с двусторонним движением, приятель.
— Вон оно как.
— Именно так. Цитату дарю. Можешь положить в банк. До свидания и спасибо за колбаски.
Я встал, чтобы уйти, и он поднялся вместе со мной; его лицо горело от возбуждения, но по-прежнему ничего не выражало, как акулья морда. Вдруг он ухмыльнулся, встал в стойку и сделал ложный выпад левой в мою сторону.
— Ага, попался! — закричал он. — Без всяких, ты отклонился! Не отрицай.
Я уставился на него.
— Ну что уставился, ладно, я погорячился. А ты молодец, я уже и отвык.
— Мне пора, Бубба.
— Черт, уже? Пойдем-ка, разомнемся. Надо же нам побороться, в конце концов. Вот послушай. Я как-то ходил в карате-клуб в Лафайете, ну, где они дерутся ногами, вроде кенгуру. Ну, вышел я на ринг с одним, тот давай махать и дрыгать в воздухе своими вонючими ногами, и все орут, свистят, типа знают, что он меня сейчас на куски порвет. Ну, я врезал ему пару-тройку раз, и он вырубился, в раздевалку его пришлось нести. Вот так-то.
— Послушай, я давно не тренировался, к тому же мне действительно пора.
— Ерунда. По глазам вижу. Ты же хочешь меня сделать. Ну скажи, ведь не против, а?
— Может быть.
Я еле освободился из медвежьей хватки Буббы, как вдруг через застекленную дверь появилась его жена. Она была моложе его как минимум лет на десять. У нее была смуглая кожа и черные волосы, убранные назад лентой, на ней был пестрый красный с желтым купальник с цветочным рисунком и саронг в тон, повязанный вокруг бедер. В руке у нее была коробка из-под обуви с маникюрными принадлежностями. Она была хорошенькой на тот нежный, непритязательный манер, каковы бывают местные девушки, пока годы и тучность не берут свое. Она улыбнулась мне, уселась в кресло, скрестив ноги, скинула одну сандалию и сунула в рот кусок колбаски.