— Уоллес Гринлиф, ты сошел с ума, если полагаешь, что я заложу свой дом, чтобы выкупить тебя. Ты даже не сказал, в чем обвиняешься.
— Я стою этих денег, Сара. Ты сама знаешь.
Сара была подавлена. Она хотела помочь брату, но как можно сделать это, не имея средств?
— Почему ты не позвонишь маме? — предложила она. — Мама так горела желанием вложить деньги в твои проекты. У нее должны найтись такие деньги, и она может перевести их по телеграфу.
— Нет, она вложила их в кафетерий, — сообщил Уолли.
— Ты забрал у мамы последний доллар ради этой безумной затеи?
— Это нельзя назвать последним долларом, — сказал он. — И между прочим, этот кафетерий даст огромную прибыль. Тебе следовало бы и самой вложиться.
— Ну ладно, Уолли, я уже сказала, что у меня нет свободных денег.
Что-то здесь не так, думала Сара. Братец не подарок, но при всех его недостатках в тюрьму его сажать как будто не за что. Хоть она иногда и готова была пожелать этого, но дурной характер не есть нарушение закона. Так почему же Уолли так упорно не хочет сказать, в чем его обвиняют?
— Скажи, за что ты арестован, — настаивала она. — Тогда я решу, могу ли рисковать домом.
— Сара…
— Уолли… — передразнила она его раздраженный тон.
Он издал громкий, озлобленный вздох, еще более несносный благодаря искажениям телефона.
— Недобросовестная реклама, — наконец сообщил он.
Сара нахмурилась.
— Недобросовестная реклама? Никогда о таком не слышала. Что это? Кажется, не очень страшно. Звучит как мелкое преступление.
— Так оно и есть.
— Тебе назначили залог в пятьдесят тысяч долларов за одно мелкое преступление?
Он снова вздохнул, на этот раз еще более раздраженно, и продолжал:
— Кроме того, мне инкриминируют недобросовестное ведение дел и коммерческое взяточничество.
У Сары заболело в животе.
— Эти обвинения выглядят более серьезными.
— Но это тоже мелкие преступления, — уверил ее Уолли, — как и большинство других обвинений.
— Большинство других обвинений? — повторила она. Его уклончивость начинала ей надоедать. — Уолли, не мог бы ты выложить все сразу?
— Ладно, ладно. Против меня выдвинуто тридцать семь мелких обвинений.
— Уолли…
— Но ни одно из них не будет доказано, — поспешил добавить он.
— А какое самое серьезное? — спросила она, боясь услышать ответ.
Он долго молчал, прежде чем ответить.
— Подкуп государственного должностного лица, — пробормотал он наконец. — Тяжкое уголовное преступление. Класс Д. Четырнадцать пунктов.
— Уолли, — несчастным голосом повторила она.
— Но все это сфабриковано, Сара, — убеждал он. — Клянусь тебе. Ты же меня знаешь. Я не мошенник.