— Ничего. Просто вспомнил…
— Что именно?
— Другую планету. Иную. Вер-ри-а.
— А вы из Старой гвардии императора? — спросил у трибуна, набравшись смелости, Люс.
— Нет, — отвечал Флакк.
— Так вы не «старик»? Тогда кто? И что вам, ма фуа, нужно? — спросил Марк.
— Я — военный трибун Четвертого сдвоенного космического легиона Республики Луций Валерий Флакк.
— У императора нет Четвертого сдвоенного легиона… У него нет легионов, кроме иностранного. Только дивизии, корпуса, бригады… — Марк осекся, потому что сообразил, что трибун произнес не «императора», а «Республики». — Так вы…
— Я с Лация. Догадался, наконец? — Впрочем, в голосе Флакка не было торжества или превосходства. Он говорил, как всегда, ровно.
— Но я-то вам зачем? — растерянно пробормотал Марк.
— Если кратко: ты мой дальний родственник. Я должен тебя спасти. Остальное объясню потом.
— А я?.. — спросил Люс.
— Тебя прихватил за компанию.
— Ничего не понимаю. Ведь я жил на Вер-ри-а… — сказал Марк.
— А родился ты на Лации. Когда с тебя снимут ошейник, ты многое вспомнишь…
— Снимут ошейник? — Марк обомлел. — Вы же меня убьете…
— Да нет же… С чего ты взял?
— Так на Колеснице казнят рабов. Или вы не знаете? — Марк вздохнул. — На Лации, наверное, ничего о нас не знают. Иначе вы бы не вырядились в этом году русским гусаром. Так вот, если раба приговаривают к смерти, его отводят в подвал и снимают ошейник. Раб без ошейника лежит на полу. Хлеб и воду ставят в противоположный угол камеры. Рядом никого. Никого, кто бы дал напиться или протянул крошку хлеба. Вода и хлеб… Они слишком далеко, не дотянуться. Встать раб не может. Потому что изуродованная шея не может удержать голову, будет голова болтаться на туловище, как шарик на веревочке. Разумеется, тут же переломятся позвонки и… крак. Смерть… или паралич… И так приговоренный лежит, лежит, боясь Пошевелиться. Он понимает, что рано или поздно умрет, что выхода нет. Но пока раб лежит, он живет. Гадит и мочится под себя, боится спать, потому что во сне может резким движением сломать шею. Иногда смельчаки пытаются придерживать голову руками и ползти… ползти за водой и хлебом. Но они умирают… все. Говорят, лучше сразу встать. Встать и умереть. Тогда смерть неминуема… А мучения краткие.
— Вот глупец, — покачал головой Флакк. — С тебя снимут ошейник и заменят протектором на первое время, пока мышцы не восстановятся. Или ты всю оставшуюся жизнь хочешь быть рабом?
— Я что, получу свободу? — Марк задохнулся.
— Конечно!
— Честно говоря, никогда о таком не слышал. На Колеснице никто не отпускает рабов на волю. Ошейник разомкнут лишь после смерти. Когда со старого раба снимают ошейник, шея у него тоненькая, с пепельной сморщившейся кожей, точь-в-точь как у куренка. Я видел однажды… — Марк передернулся.