«Мишень слева», — отдал он приказ искину корабля.
Увидел, как на голограмме сужается алое кольцо вокруг белого блюдца, и вдавил кнопку. Белая вспышка. Обзорный экран автоматически поблек, защищая глаза пилота. Что, не ожидали? Марк рассмеялся. Это было безумием — сражаться сразу с тремя истребителями. Три заряда на три корабля. Но ведь его и называли порой безумным…
— Луций, где ты, Орк тебя задери! На помощь! — выкрикнул он.
Откуда-то издалека, сквозь помехи и хрипы отозвался голос:
— Иду.
Марк очнулся весь мокрый от пота. Мокрыми были и простыни, и подушки. Он — пилот истребителя. Ну да, да… не он сам — его отец. Во время войны с Империей Колесницы. Ускоренный курс пилота — и в космос. Лаций в те годы мало нуждался в следователях. Во всяком случае, куда меньше, чем в пилотах.
Марк вскочил, прошел в тесную кабинку душа, включил воду. Индикатор замер почти на нуле — юноша расходовал воду, не скупясь. Ну и дьябль с ней, с водой! Марк запрокинул голову, подставил лицо под прохладные струи. Вода затекала за протектор, капли щекотали кожу. Неужели каждый день ему будут сниться подобные сны? Что это — плата за свободу? Не слишком ли она велика? Сначала убийство Друза, потом этот неравный бой. Что еще вывернет услужливая память?
Марк вернулся в каюту. В кресле, положив на софу еще не зажившую ногу, сидел Флакк. На нем была форма трибуна космических легионеров. Красный мундир с золотым шитьем, парадный броненагрудник отсвечивал призрачным лунным блеском. Золотой орел с хищно выгнутым клювом на груди казался живым.
— Мне нужно поговорить с тобой, Марк.
— Вообще-то я не завтракал.
— Завтракай. Я тоже с удовольствием выпью кофе.
Марк достал из шкафчика упаковку со стандартным пайком и дважды нажал на пищевом комбайне кнопку. Одно название, что комбайн. Все, что он умеет делать, — это баночки с горячим и жиденьким кофе и клейкие сдобные булочки. Впрочем, не рабу с усадьбы Фейра привередничать. Только откуда Марк знает, как питаются рабы?
— Итак? — спросил он, отхлебывая кофе. Подумал: «Сейчас речь пойдет о моей карьере сыщика».
— Прежде всего: что ты сказал Корнелию?
— О чем?
— О своих снах, конечно. Ведь он спрашивал тебя, что тебе снилось, после того как сняли ошейник, не так ли?
— Мои сны — только мои, — пробормотал Марк.
— Великолепно. Надо полагать, именно так ты и ответил наварху?
— Именно так. Корнелий пришел в ярость.
— Не сомневаюсь. Так что ты ему рассказал?
— Отец сжег все улики по делу наварха.
— Что еще?
— Клянусь, ничего.
— Чем… или кем ты можешь поклясться, Марк?
— Не знаю… На Колеснице мы клялись… нет, я решил забыть все, что было на Колеснице. Я не знаю, чем мне теперь клясться, Флакк.